Принц убрал каллиграфические принадлежности на край алтаря, а Хуа Чэн похлопал ладонью рядом с собой.
— Гэгэ не составит мне компанию?
Но взойдя на алтарь, вряд ли уже спустишься, тогда об отдыхе на несколько дней можно позабыть.
— Нет уж, — мягко отказал Се Лянь, — мой Сань Лан слишком утомился занятиями.
— Ну что ты, — усмехнулся Хуа Чэн, — если речь идёт о занятиях с гэгэ, разве Сань Лан испугается переутомления?
Се Лянь решил не препираться с ним, а всё внимание сосредоточить на написании иероглифов. Хуа Чэн повернулся на бок, подложил под щёку ладонь и вгляделся в его лицо.
Не важно, в который раз, Се Лянь всё равно краснел от этого его взгляда, он с некоторой неловкостью произнёс:
— Сань Лан… Смотри на бумагу, а не на меня.
— Гэгэ, — вздохнул Хуа Чэн, — не стану лукавить, но при одном взгляде на эту ерунду у меня начинает болеть голова. Но когда пишет гэгэ, мне жаль упускать момент созерцания. Возможно, я и заболел потому, что насмотрелся на эти письмена.
— Разве бывает такая болезнь?
Хуа Чэн хихикнул:
— Лучше я буду смотреть на гэгэ. Ты намного красивее. Может, посмотрю подольше, и болезнь отступит.
Се Лянь ничего не мог с ним поделать, и в то же время принцу стало смешно, он положил кисть и покачал головой:
— И почему ты в последнее время всё чаще любишь нести чепуху… Ни одного серьёзного слова. Ну ладно, я понял, будь по-твоему. Смотреть на иероглифы не будем, чем займёмся тогда?
— Вообще-то можно ничем не заниматься. Пока ты просто находишься рядом, исцеление не займёт много времени, мне скоро станет лучше.
Се Лянь ещё раз потрогал его лоб. Хуа Чэн, с его внешностью прекрасного мужчины, сейчас вот так ластился к нему, и принц представил маленького мальчика с румяным личиком, зимой завёрнутого в тёплое одеяло. Сердце его растаяло от нежности. Подумав, принц произнёс:
— Вот что. Я весьма кстати подобрал одну вещицу. — Он пошарил в рукаве и что-то вынул со словами: — Это старая книжка, которую мне за ненадобностью отдали добрые люди, как раз намеревался с ней ознакомиться. Давай я почитаю тебе сказки.
В его руках оказалась очень старая книжонка, растрёпанная и порванная, с пожелтевшими страницами и необыкновенным книжным ароматом чернил. Наверняка её читали и перечитывали бессчётное множество раз.
Но Хуа Чэн отказался:
— Не хочу.
— Почему? — удивился Се Лянь.
Хуа Чэн лениво протянул:
— Всё равно там записаны истории, придуманные про других небожителей, а мне и так прекрасно известно обо всех их пустячных делишках, не стоящих упоминания. Что в них интересного? Ещё и утруждать гэгэ специально читать мне о них?
И то верно. Всё-таки Хуа Чэн собрал у себя истории тёмного прошлого всех сильнейших среди трёх миров.
— Гэгэ, если правда хочешь почитать, выбери что-нибудь другое. К примеру, истории о тебе.
— Обо мне? Разве кто-то знает мою жизнь лучше тебя, видел больше твоего?
— Расскажи мне ещё что-нибудь, я хочу послушать. Мне никогда не надоест.
Се Лянь знал, что он совершенно серьёзен, и осторожно убрал прядь его волос со щеки. Случайно скользнув взглядом, принц вдруг с удивлением произнёс:
— Сань Лан, тут, кажется, говорится о нас с тобой!
— Правда?