Се Лянь в ответ тоже широко улыбнулся и подумал: «Что ж, я ни в коем случае не обману его ожиданий».
Вслед за собеседником скрестив руки на груди, принц сказал:
— И что же, где я могу увидеть этого самого Хуа Чэна?
— Даочжан, ты правда желаешь этой встречи?
— Да!
Сань Лан, похоже, не поддерживал его стремления.
— Хуа Чэн вообще-то очень плохой человек.
Се Лянь чуть нахмурился.
— Очень плохой? И в чём это выражается?
Ему не слишком-то хотелось верить, что последователь, твёрдо убеждённый в его вознесении, — плохой человек.
— Ну, как сказать… — протянул Сань Лан.
И тут Се Лянь кое-что заметил.
Всё это время он вёл себя осторожно и избегал смотреть прямо на Сань Лана. Но сейчас, когда они уже провели вместе некоторое время и успели познакомиться поближе, Се Лянь немного расслабился и позволил себе рассмотреть собеседника.
Одна рука Сань Лана как раз покоилась на перилах второго этажа, пальцы уверенно постукивали по дереву. Пять длинных пальцев, а на среднем повязана тонкая-тонкая красная нить, подобная яркому узлу судьбы.
Се Лянь мгновенно вспомнил, как в чайной, под звуки песни девушки, в его памяти мелькали разрозненные картины: тесно переплетённые пальцы рук под лёгким газовым пологом.
И на руке, лежащей сверху, была повязана точно такая же красная нить.
Глаза Се Ляня внезапно округлились.
Пока он сидел с видом человека, который не может поверить в происходящее, Сань Лан спросил:
— Что-то не так?
Но разве Се Лянь мог сейчас вымолвить хоть слово? Стыд от того, что попался на обман и закружился волчком в чужой игре, переживания и горячая кровь разом захлестнули сознание. Он ударил ладонью по столу и выдавил сквозь сжатые зубы:
— Так. Это. Был. Ты!
Стол не выдержал удара — разломился на части. Повезло, что на втором этаже трактира кроме них не было никого, иначе посетители наверняка бросились бы в панике врассыпную. Оружия у Се Ляня не имелось, поэтому он снова занёс ладонь. Сань Лан же остался сидеть на своём месте, только чуть повернул голову.
Удар пришёлся в стену за его спиной, посыпались обломки камня, но сам мужчина не шелохнулся. Скрестив руки на груди и чуть подняв веки, он спросил:
— Даочжан, что всё это значит?
Лицо принца горело огнём, он даже не представлял, насколько сильно сейчас покраснел. Хрустнув суставами другой руки, он с мрачной злостью проговорил:
— Ты… даже не думай притворяться. Тебе прекрасно известно, что ты… со мной сделал.
Сань Лан приподнял веки чуть выше.
— Сожалею, но я действительно не очень понимаю, что же я сделал с даочжаном, раз ты так рассердился. Может, объяснишь?
Се Лянь просто онемел.
И он без зазрений совести просит принца сказать это вслух! Как можно такое произнести? Заговорить о подобном среди бела дня?! Се Лянь никогда не встречал настолько наглых людей, от злости он задрожал от плечей до самого сердца, лицо краснело всё сильнее, речь сделалась сумбурной: