На пятый месяц Фэн Синь и Му Цин пришли проведать его, спросили, не желает ли он покинуть своё жилище и прогуляться, но Се Лянь пригласил их вместе отобедать, и они сбежали.
На шестой месяц сезон цветения деревьев прошёл.
Он всё ждал и ждал, ждал и ждал… Се Лянь не спешил, не терял самообладания, не лил горькие слёзы, напротив, чем дальше, тем спокойнее и терпеливее он себя чувствовал.
Ведь если подумать, кто в этой жизни не проводил долгое время в полном одиночестве?
Хуа Чэн ждал его больше восьми сотен лет, что с того, если принцу придётся подождать Хуа Чэна столько же?
Пусть даже тысячу, десять тысяч лет, он всё равно будет ждать, будет всё время ждать.
Что уж говорить про всего-то один год?
В тот день Се Лянь, по обыкновению, собрал большую гору рухляди, погрузил её в купленную на заработанные деньги телегу, запряжённую быком, и отправился на гору.
Проезжая через кленовый лес, на середине пути Се Лянь невзначай обернулся и увидел, как в тихом ночном небе парит несколько сияющих точек.
Приглядевшись внимательнее, принц заметил, что это фонари негасимого света. Тогда его посетило осознание, и он произнёс, обращаясь сам к себе:
— Ах, значит, сегодня Праздник фонарей.
Должно быть, прямо в этот момент небесные чиновники в чертогах Верхних Небес опять устроили состязание фонарей на пиру в честь праздника. Се Лянь, не в силах удержаться, потянул за поводья, остановил телегу и бездумно уставился на летящие ввысь фонарики.
Он вдруг вспомнил, что они с Хуа Чэном впервые встретились именно на Праздник фонарей.
То был год, когда маленький мальчик с вымазанным грязью и покрытым ранами лицом стоял на городской стене среди волнующейся толпы и смотрел вниз, а семнадцатилетний наследный принц Сяньлэ, Се Лянь, с головы до пят излучающий свет, устремив взгляд наверх и увидев падающую с высоты фигурку, не задумываясь, совершил прыжок.
В день торжества на Праздник фонарей, на улице Шэньу. Прыжок и мимолётный взгляд на сотни лет его пленили.
Се Лянь с улыбкой подумал: «А ведь в итоге пленённым оказался не он один».
Отвернувшись и опустив голову, Се Лянь приготовился продолжить путь в гору. Телега со скрипом протащилась ещё немного, как вдруг дорогу впереди будто бы чем-то озарило.
Се Лянь вновь поднял голову и округлил глаза.
Это сияние было светом фонарей.
Подобно множеству рыбёшек, переплывающих море, в небеса с вершины горы медленно поднимались бесчисленные сияющие фонарики.
Они поблескивали в темноте ночи, сверкающие ярким светом, похожие на воспаряющие ввысь души или чьи-то прекрасные мечты, несравнимо впечатляющие, озаряющие принцу путь.
Се Ляню приходилось видеть подобную картину, а когда она вновь явилась его взору, дыхание и сердцебиение принца едва не прекратились. Колёса телеги на извилистой горной тропе сделали поворот, и Се Лянь увидел, что возле построенной им ветхой лачуги… кто-то есть!
Перед покосившимся низеньким домиком стоял человек в красном одеянии, высокий и стройный, с висящей на поясе серебряной изогнутой саблей. Спиной к дороге, он как раз поднимал к небу последний фонарь негасимого света, провожая его в плавный полёт.
Се Лянь застыл, сидя на телеге, даже заподозрил, что всё это происходит с ним во сне или же в иллюзии. Но колёса телеги подвозили принца всё ближе, человек тот повернулся, и Се Лянь смог разглядеть его отчётливее.
На фоне трёх тысяч фонарей, поднимающихся в долгую ночь, он стоял, обернувшись, и смотрел на принца. Наряд краснее клёна, кожа белее снега; прекрасный облик, при взгляде на который от красоты хотелось отвести глаза; всё тот же неудержимый нрав, неугасимый, но гордый.
И невзирая на чёрную повязку, один яркий словно звезда глаз всё же неотрывно и пристально смотрел на принца.