— Вот ты сказал, и я вспомнила. Он тогда был таким дурачком… Потратил кучу времени, чтобы заработать денег, накопил на одну ночь со мной, но просто притащил табурет и сел напротив, пальцем не тронул, только разговаривал со мной. Над ним тогда все потешались, так было смешно!
Се Лянь тоже усмехнулся:
— Видишь, я же говорю, что ты ему очень нравишься.
Цзянь Лань, стерев улыбку, сказала:
— То, о чём ты говоришь, уже в прошлом. Когда-то нравилась, но это не значит, что чувства продлятся вечно. Мне не нужна ни его милость, ни его презрение.
— Разве стал бы он относиться к вам с презрением? Тебе ли не знать, что он за человек?
— Ваше Высочество далеки от мирских забот, поэтому так просто рассуждаете. Сейчас не стал бы, даже с виду не стал бы. Но пройдёт время, и тут уже трудно сказать. Если бы я хотела, давно пришла бы к нему. Храмы Наньяна не так уж редко попадаются на пути, а в будущем и вовсе появятся повсюду. Но я не хочу. Он вознёсся, обрёл силу, воссиял. Но мы уже обернулись демонами, зачем мне обращаться к нему? Небесный чиновник будет носиться с двумя демонами… Только проблем ему добавлять? В годы расцвета своей красоты я прошлась по нему ногами, и это приятные воспоминания о том, какой гордой я была. Теперь в его душе я навсегда останусь той, прежней, а не как сейчас, разукрашенной и напомаженной, но с морщинками в уголках глаз. — Она ущипнула себя за щёку и добавила: — Если он правда признает нас, ему придётся изо дня в день видеть это лицо, а Цоцо и вовсе такой… Мы лишь станем ему обузой, с каждым разом будем надоедать и утомлять всё сильнее. Однажды это обернётся презрением. Чего ради? Слишком трагичный исход, не так ли?
Пока она говорила, дух нерождённого то и дело облизывал её лицо влажным языком, вызывая странное и отвратительное ощущение умиления, как непослушный ребёнок. Впрочем, простой наблюдатель от омерзения не смог бы на это смотреть.
Цзянь Лань, поглаживая сына по лысой голове, продолжила:
— Всё равно мне достаточно одного Цоцо. Ну кто из нас в бездумной молодости не давал клятв и обещаний вечной любви? Не бросался словами о каких-то чувствах, любви навсегда… Но чем дольше я обитаю на этом свете, тем больше понимаю. «Навсегда» и тому подобные слова — это что-то нереальное. И всегда останется нереальным. Было, и на том спасибо. Никому не под силу по-настоящему доказать это. Я не верю. — Она безнадёжно добавила: — Фэн Синь хороший человек. Просто… правда, минуло слишком много времени. Всё изменилось, и лучше нам забыть о прошлом.
Се Лянь молча слушал, не перебивая, но в душе сказал сам себе: Нет. В его сердце звучал голос, который говорил: «В жизни бывает «навсегда». И есть те, кому под силу это доказать. Я верю».
Цзянь Лань всё-таки ушла, забрав Цоцо.
Когда Повелительница Дождя закончила молитву за упокоение души развоплотившейся Сюань Цзи, Се Лянь проводил её в обратный путь и вернулся на гору Тайцан, чтобы сообщить Фэн Синю об уходе Цзянь Лань, но не нашёл его. Зато пока он бродил в поисках среди шумной толпы, кто-то вдруг крикнул:
— Тайхуа, ты как раз вовремя! Есть минутка? Помоги кое-что посчитать!
В шалаше до сих пор искали кого-нибудь для подсчётов добродетелей. Лан Цяньцю, спешно скрываясь, издалека ответил:
— Не надо мне ничего поручать, я занят, найдите кого-нибудь другого!
Се Лянь со вздохом подумал, что ему стоит самому вызваться и всё пересчитать, но сделал лишь пару шагов, когда услышал за спиной:
— Наста… сове… Ваше Высочество.
Се Лянь обернулся, Лан Цяньцю стоял прямо за ним. Почесав щёку, тот сказал:
— Можно поговорить с тобой наедине?
— Хорошо, — согласился Се Лянь.
Они с Лан Цяньцю вышли из убогого палаточного «дворца небожителей», и на ходу Се Лянь спросил:
— Как дела у Гуцзы? Всё в порядке?
Лан Цяньцю горько усмехнулся:
— Не знаю, можно ли считать, что всё в порядке. Мальчишка целыми днями выспрашивал у меня, где его отец, было ужасно жаль его, так что мне пришлось… собрать крохи души Лазурного демона в лампу. Теперь он каждый день носится передо мной в обнимку с этой лампой и спрашивает, что сделать, чтобы душа из лампы выросла! Я просто…
Лан Цяньцю явно пребывал в подавленном состоянии, и если поразмыслить как следует, в этом нет ничего удивительного. Вот только совершенно неясно, почему он пошёл на такое, ведь Ци Жун погубил всю его семью. Се Лянь едва не похлопал его по плечу, поддавшись порыву, но вспомнил, что сам натворил в государстве Юнъань, и всё-таки сдержался, лишь мягко произнеся:
— Тебе нелегко приходится. Ну так… о чём ты хотел поговорить со мной?
Поколебавшись, Лан Цяньцю запустил руку за пазуху, что-то вынул и протянул принцу со словами:
— Об этом.