А Цзюнь У быстро сменил тему:
— Возможно, это так. Но ты, Сяньлэ, должно быть, провёл слишком много времени в мире смертных, раз позабыл о своих прошлых деяниях. Помнишь ли, что ты творил после гибели государства Сяньлэ? — Цзюнь У расплылся в многозначительной улыбке и медленно добавил: — Помнишь ли… призрака, которого называл Умином?
Се Лянь побледнел как мертвец, с его губ сорвалось:
— Не надо!!!
Мэй Няньцин, предчувствуя неладное, спросил:
— Ваше Высочество, о чём он говорит? Что ты сделал после гибели Сяньлэ?
В приступе внезапного страха Се Лянь посмотрел на Хуа Чэна, затем на Цзюнь У, и выражение его лица вместо гневного сделалось растерянным. Но Хуа Чэн сразу схватил принца за плечи и с нажимом произнёс:
— Всё хорошо, Ваше Высочество, не бойся.
— Да! Сохраняй спокойствие! — поддержал Фэн Синь.
Му Цин же с присущей ему чувствительностью к деталям спросил:
— Что он имеет в виду? Призрака? Какого призрака?
Но разве Се Лянь мог сохранить спокойствие?
Это было время его неописуемого упадка, время, когда он совершил то, о чём сожалел больше всего на свете. Сожалел до такой степени, что не решался вспоминать об этом. Стоило в его памяти возникнуть той улыбающейся маске с чуть приподнятыми уголками глаз, и принц терял покой и сон, желая только одного — свернуться в комок и не разворачиваться, чтобы никого и никогда не видеть.
Хуа Чэн наблюдал Се Ляня в беспредельном великолепии и в крайней бедности, потерпевшим поражение и отчаявшимся, неуклюжим и дурашливым. Это всё не имело значения. Но… ему, должно быть, не доводилось лицезреть Се Ляня, барахтающегося в грязи, ругающегося последними словами; Се Ляня, чьё сердце полно ненависти, который всей душой желает уничтожить государство Юнъань ради мести и даже сотворить вторую волну поветрия ликов!
Об этом периоде своей жизни принцу было невыносимо вспоминать. Но если раньше, вздумай Безликий Бай ворошить прошлое, это не возымело бы действия, теперь… Се Лянь не хотел даже предполагать, какое выражение отразится на лице Хуа Чэна, когда он обо всём узнает.
Потому что принц вовсе не такой хороший, каким его считает Хуа Чэн. Он вовсе не из тех, кто ни разу не замарался в грязи, всегда был святым, возвышенным и чистым. А если даже на лице Хуа Чэна лишь промелькнёт выражение, словно он не может поверить услышанному, Се Лянь, наверное, больше не сможет показаться ему на глаза!
Стоило только подумать об этом, и лицо Се Ляня неудержимо помрачнело, на лбу выступили капли холодного пота, руки едва заметно задрожали. Видя его реакцию, Хуа Чэн только сильнее сжал пальцы и уверенно произнёс:
— Ваше Высочество, не надо бояться. Помнишь? Ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой» ты. Неважно, что произойдёт, я никогда тебя не оставлю. Ты можешь рассказать мне что угодно. — Затем он с нежностью добавил: — Ты можешь сам мне рассказать.
Се Лянь немного пришёл в себя, но Цзюнь У вдруг усмехнулся и протянул:
— «Неважно, что произойдёт, никогда тебя не оставлю». Когда-то мои самые верные последователи, самые лучшие друзья говорили мне те же слова.
Советник чуть переменился в лице, а Цзюнь У бросил на него взгляд, говоря:
— Но… в итоге… ты сам видишь. Никто из них не сдержал обещания.
Мэй Няньцин, не в силах смотреть на него, отвернулся.
— Верь мне, Ваше Высочество, — сказал Хуа Чэн. — Неужели нельзя мне поверить?
Но дело не в том, что Се Лянь не верил.
Просто… он не решался рисковать.
В конце концов, принц нервно сглотнул, вымученно улыбнулся, но сразу почувствовал, что улыбаться не стоит, опустил голову и дрожащим голосом проговорил:
— Сань Лан, для начала… прости, я, наверное…
Хуа Чэн, внимательно поглядев на него пару мгновений, перебил:
— Вообще-то…