Читать книгу «Самгук саги Т.1. Летописи Силла» онлайн.

Но какие же доводы выдвигаются для защиты тезиса о широком применении рабов в производстве? Одним из них служит ссылка на сообщение Самкук саги о том, что в 502 г., «в третьем месяце был издан указ, запрещающий человеческие жертвоприношения», что раньше, когда умирал правитель государства, «убивали по пять мужчин и женщин для захоронения [вместе с ним], но отныне это [строго] запрещено»[116]. По мнению Пэк Намуна, этот указ был продиктован возрастающей ролью рабов в силланском хозяйстве, и поэтому «запрещение человеческих жертвоприношений означало не столько изменение обращения с рабами, сколько перелом в истории развития рабства, ознаменовав период быстрого развития рабовладельческой экономики Силла. Таким образом, ее (Силла) рабы, составлявшие самую важную движущую силу общественного производства того времени, внесли вклад в создание блестящей силланской цивилизации»[117].

Но из факта запрещения убивать в год по 10 рабов едва ли можно сделать вывод о большой хозяйственной выгоде, получаемой рабовладельцами. Вернее все-таки будет предположить, что здесь мы имеем радикальное изменение в юридическом положении раба, обусловленное сдвигами в социально-экономическом развитии Силла. Знаменательно, что этот запрет возникает в то время, когда в основном заканчивалось оформление государственной организации в Силла, и поэтому может служить также ключом к пониманию природы Силланского государства. Если бы Силланское государство действительно было рабовладельческим, призванным обеспечивать господство рабовладельцев над рабами, едва ли оно решилось бы на такой шаг, как запрещение убивать их.

Наконец, в качестве свидетельства массового применения рабов в производстве приводят следующее сообщение Син Тан шу: *** («в доме силланского министра не прерывается жалованье. Три тысячи юных рабов, воины-латники, крупный рогатый скот, лошади, свиньи создают ему вес. Животные пасутся на горных островах среди моря, а когда требуется для стола [мясо], скот убивают из лука»[118]. На основе этого сообщения Пэк Намун делал вывод о крупных масштабах применения рабочей силы рабов, которая, по его мнению, «являлась главенствующим элементом в организации труда», «основным элементом производительных сил»; он считал, что расстановка рабочей силы рабов «служила олицетворением антагонистических отношений в организации производства, лежала в основе общественных производственных отношений»[119]. Нам кажется, что для такого всеобъемлющего вывода недостаточно только указанного здесь единственного сообщения источника, которое определенно нуждается в критическом истолковании.

В приведенном отрывке из Син Тан шу сомнение вызывает употребление слов *** («юные рабы», у Бичурина — «молодые невольники-пажи»), поставленных рядом со словами *** (воины-латники). Во всяком случае, если *** составляли свиту министра, то невозможно говорить о значении рабов в производстве. И далее, возможно, что *** — описка.

В разделе Самкук саги, посвященном военной организации Силла[120], среди названий воинских частей Силла встречается *** (нодан), обозначающее воинскую часть арбалетчиков[121]. В китайском источнике это название по ошибке могло быть передано двумя сходными по звучанию и начертанию иероглифами (в сокращенной форме — ***). Тогда, употребляя *** вместо ***, цитированный отрывок из Син Тан шу следовало бы прочесть следующим образом: *** т. е. «В доме силланского министра не прерывается жалованье. Три тысячи латников из части нодан, а также крупный рогатый скот, лошади, свиньи создают ему вес. Животные пасутся на горных островах среди моря, а когда требуется для стола [мясо], скот убивают из лука».

Наконец, нельзя не отметить и того, что Пэк Намун, отстаивая тезис о главенствующей роли рабского труда в общественном производстве Силла изучаемой эпохи, в то же время признает государственную собственность на землю, убедительно связывая ее возникновение с предшествующей общинной коллективной собственностью[122], или огромную роль в сельском хозяйстве труда лично свободных (но всячески зависимых от государства) крестьян, говоря, что «тогдашнее сельское хозяйство регулировалось системой государственной собственности на землю, и главными земледельцами выступали крестьяне и наделенные землей рабы (***)»[123]. Это признание Пэк Намуном огромной роли в сельском хозяйстве крестьян, обрабатывающих государственную землю и эксплуатируемых государством, противоречит его тезису о существовании рабовладельческого способа производства в Силла, поскольку не выяснена действительная роль рабов в сельскохозяйственном производстве.

Видя это противоречие, историк Хан Гирён, например, попытался найти выход путем простого причисления всего крестьянского населения к разряду рабов на том основании, что плоды труда крестьян почти целиком присваивались господствующим классом. «Сущность занимаемого угнетенным классом положения в силланском обществе являлась рабской, — писал Хан Гирён, — потому что этот класс представлен производителями, которые обрабатывали в пользу господствующего класса государственную землю... и подвергались с его стороны всевозможным насилиям. Земледельческое население (***) являлось рабским крестьянством»[124]. Рабское положение массы производителей, по его мнению, обусловливалось тем, что при низком уровне производительных сил у них забирали всю произведенную продукцию и они впадали в страшную нищету и превращались в «класс обезличенных и подневольных людей, не обладавших никакими политическими правами; в любое время их могли подвергать принудительному переселению»[125]. Но все сказанное о крестьянах еще не делало их рабами, потому что при всем этом они не составляли полной собственности господствующего класса.

Упорное стремление ряда корейских авторов увидеть в период трех государств только рабовладельческий строй объясняется, видимо, тем, что в противном случае они находят расхождение с известным положением марксизма о том, что первым в истории человечества классовым делением являлось деление на рабов и рабовладельцев. Так, авторы изданной в 1951 г. «Древней истории Кореи», ссылаясь на ленинское указание о том, что рабовладельцы и рабы были первым крупным делением на классы[126], приходят к следующему заключению: «Если исследовать формы развития силланского общества в свете этого определения Ленина, мы убедимся, что патриархально-первобытное общество Силла не могло без классового расслоения (т. е. деления на рабов и рабовладельцев. — М. П.) перейти прямое феодально-крепостнический строй (***)»[127]. Здесь дело представлено несколько упрощенно. Очевидно, эти авторы не делают различия между рабовладельческим укладом и рабовладельческой формацией и забывают, что наличие рабства, если оно не стало ведущим или господствующим укладом, т. е. если труд рабов не стал основой паразитического существования господствующего класса, не может служить признаком для определения данной формации как рабовладельческой. Уже в недрах первобытнообщинного строя (в период разложения) могло появиться рабство и мог возникнуть рабовладельческий уклад в рамках старой формации, но в дальнейшем это не обязательно приведет к установлению рабовладельческой формации, если, например, параллельно с рабовладельческим развивался более прогрессивный уклад экономических отношений. Общеизвестно, что германцы и славяне после разложения первобытнообщинных отношений, минуя рабовладельческую формацию, пришли к феодализму, но в переходный период наряду с развивавшимися элементами феодальных отношений оставался довольно сильным и рабовладельческий уклад. А в конечном счете решающее значение имели более прогрессивные формы феодальных отношений. Многоукладность, как известно, является характерной чертой экономики переходных периодов. И для того, чтобы установить, какой уклад определяет данную формацию, необходимо проанализировать всю совокупность производственных отношений и установить удельный вес и значение каждого из существующих экономических укладов. Что же касается доводов, приводившихся сторонниками рабовладельческой формации в Силла, то ни один из них не мог убедить нас в том, что рабовладельческий уклад был там ведущим или господствующим.

Приступая к общему обзору экономических отношений Силла, нельзя не заметить, что и здесь первыми классовыми группами, на которые распадалось общество, были рабы и их хозяева. По Самкук саги, первое упоминание о рабах в истории Силла относится к началу II в. н. э., когда силланская община вступила на путь захвата соседних земель[128]. В Самкук саги рассказывается, что в 102 г., когда возник пограничный спор между общинами Ымчжибполь и Сильчжик, в качестве посредника для ликвидации конфликта был приглашен правитель каяской общины Кымгван по имени Ким Суро, который затем посетил и силланские общины, где ему были оказаны почести. Только в одной из общин (Хангибу) не проявили должного уважения (старейшина не явился на пир, устроенный в честь Ким Суро). Тогда, по сообщению Самкук саги, рассерженный Ким Суро «приказал рабу Танхари (***) убить правителя Хангибу — Почже. Раб убежал (очевидно, после убийства) и скрылся у ымчжибпольского правителя (***) Тхачху (***)». Отказ последнего выдать этого раба послужил причиной похода силланцев на Ымчжибполь, в результате чего правитель и народ его сдались. После этого «прибыли и покорились ваны двух государств (вернее, общин) — Сильчжика и Аптока»[129]. Рассказ этот интересен не только тем, что содержит первое упоминание о рабах. Он дает представление о последствиях конфликтов между общинами юго-восточной Кореи в начале новой эры. Пэк Намун, например, считал, что при завоевании соседних территорий первостепенное значение имел захват населения в качестве рабов[130], но, судя по приведенному рассказу и другим примерам, население соседних общин часто сдавалось на милость победителей, которые не порабощали их, а превращали в зависимое (можно сказать, крепостное) население, обязанное обрабатывать землю и нести различные повинности.

Нам кажется, что территориальное расширение Силла, о котором говорилось вначале, нужно рассматривать как процесс складывания государственной собственности на землю, имевшей по своему существу феодальный характер, ибо формой реализации ее являлась эксплуатация зависимого крестьянства. Это подтверждается данными источников. Согласно Самкук саги, в 144 г. н. э. был издан указ, объявлявший, что «земледельцы (крестьяне) составляют основу государственности, а питание народ приравнивает небу, и поэтому в областях и округах для расширения обрабатываемых полей должны быть построены оросительные плотины и дамбы», а также указ, которым «воспрещалось употребление в народе золота, серебра, жемчуга и яшмы»[131]. Можно сомневаться в хронологической точности этого сообщения, но оно очень ярко передает сущность экономических отношений в Силла и показывает, какой класс служил основным объектом эксплуатации со стороны правящего класса и государства и какова была природа этого государства. Очевидно, что целям эксплуатации крестьянских масс была подчинена вся государственная организация и административное управление по областям и уездам (о чем говорилось в первом разделе настоящей работы).

Собственность на землю (в государственной форме) служила экономической основой господства правящего класса в Силла, который образовался не только из аристократии шести силланских общин, но и из вождей и знати покоренных племен. С завоеванием или мирным подчинением соседних общин их территория включалась в состав Силланского государства, население превращалось в податное сословие, а вожди и знать или оставались на местах в качестве представителей новой администрации силланского государства, или же на привилегированных условиях поселялись на территории собственно силланских общин, которая превратилась в своеобразную столичную область.

Можно остановиться лишь на двух примерах, иллюстрирующих сказанное. В 236 г., рассказывает Самкук саги, «во втором месяце пришел вместе с народом и покорился правитель (ван) государства Кольболь (в действительности это был, видимо, старейшина общины или вождь племени) Аымбу. Ван Силла даровал ему дома и земельное угодье, чтобы он мог удобно поселиться, а земли его (вернее, земли этой общины) превратил в [силланский] округ»[132]. А другой рассказ относится к более позднему времени — к 532 г., когда «прибыл и отдался под власть [Силла] глава Кымгванского государства (из племен Кая. — М. П.) Ким Кухэ с супругой и тремя сыновьями — старшего из них звали Ночжон, среднего — Мудок и младшего — Мурёк, — а также со всеми сокровищами казны. Ван принял их согласно обычаям и пожаловал им высшие чины, а их исконную землю превратил в кормленное владение — сигып. Сын [Ким Кухэ] Мурёк по службе [в Силла] достиг [самого высокого чина] каккана»[133]. Вожди и знать покоряемых общин, соглашаясь признавать верховенство Силла, вливались, таким образом, в ряды господствующего класса. В ходе покорения соседних территорий не только утверждалась государственная собственность (в форме верховной собственности силланского короля) на все земли, объявляемые областями и округами Силланского государства, но и возникали различные формы крупного землевладения. В только что приведенных сообщениях мы встречаемся с двумя формами землевладения: земельным угодием — чончжан (***) и кормленным владением — сигып (***). Характер рабочей силы на силланских землях категории дарованных чончжан невозможно установить точно по источникам, но тем не менее есть основание полагать, что в руках крупных землевладельцев находилось и какое-то количество рабов[134]. Однако основную массу эксплуатируемых составляли лично свободные крестьяне, которых представляло население сельских (территориальных) общин. И было бы неправильно считать их «рабским крестьянством», ибо они не составляли собственности господствующего класса, а эксплуатировались как подданные Силланского государства.

Экономически эти отношения между господствующим и эксплуатируемым классами определялись государственной собственностью на землю (господствующий класс, составляя правящую бюрократию, эксплуатировал сидящее на государственной земле и зависимое от государства крестьянство) и имели ярко выраженный феодальный характер. А вся сложная государственная машина служила для принуждения крестьян к различным повинностям в пользу господствующего класса. Поэтому для определения сущности социально-экономических отношений в Силланском государстве первостепенное значение имеет изучение вопроса о формах эксплуатации и роли государства в ее осуществлении.

Весьма характерно, что вопрос о формах эксплуатации, в частности вопрос о налогах, о формах докапиталистической земельной ренты, занял очень незначительное место в большой монографии Пэк Намуна (всего около 1/2 страницы из 130, посвященных социально-экономической истории Силла)[135]. А между тем изучение фактического материала по этому вопросу заставило бы прийти к выводу, что эксплуатация зависимых от государства крестьян составляла основу господствовавших в стране экономических отношений. В результате утверждения государственной собственности на землю в Силла возникли и две формы докапиталистической (а точнее — феодальной) земельной ренты: рента продуктовая и отработочная.

Продуктовая рента существовала в виде поземельного (***) и подворного (***) налогов, присваиваемых господствующим классом в лице его государства. Распространение ее устанавливается многочисленными сообщениями Самкук саги о поземельном и подворном налогах, уплачиваемых всем крестьянским населением в пользу государства в лице короля (вана). Вот некоторые из этих записей Самкук саги: в 198 г. вследствие большого наводнения в западной части государства «пострадавшие области и уезды были освобождены на год от поземельного и подворного обложения»[136]; в 397 г., когда в районе Хасылла, в северной части страны, из-за засухи и саранчи был неурожай и жители голодали, ван «освободил население на один год от поземельного и подворного обложения»[137], и в 551 г. после путешествия в Пукхансан, куда он ездил для установления северной границы, ван Чинхын в связи с понесенными населением издержками издал указ о том, что «в областях и округах, через которые он проехал, население освобождается на один год от уплаты поземельного и подворного налогов»[138]. Такие указы об отмене налогов издавались, конечно, очень редко и в целях ослабления народного недовольства. Только один раз, после восшествия на престол женщины-королевы Сондок, в 633 г. в знак исключительной милости со стороны государства был издан указ об отмене налогов на один год во всех областях и округах[139]. Но из этого сообщения можно заключить, что поземельный и подворный налоги имели всеобщий и обязательный характер. По мере расширения территории Силла (начавшегося с конца II в.) все население присоединяемых земель становилось объектом эксплуатации на основе поземельного и подворного обложения, первоначально имевшего характер дани, развивавшейся в феодальную ренту, которая основывалась на государственной собственности на землю.

Продуктовая рента выражалась в форме налогов зерном, тканями, а также всевозможными другими продуктами и предметами[140]. Этими продуктами выдавалось жалованье чиновникам Силланского государства. Зерно, например, служило и для вознаграждения за воинские подвиги. В 633 г. после победы над Когурё силланские военачальники наряду с повышением в чинах получили награды рисом и просом в размере от 500 до 1000 соков (мешков)[141].

Широко распространены были и крестьянские отработки (***) на строительстве крепостей, оросительных сооружений, дворцов и т. д., хотя они и не играли какой-либо значительной роли в производстве. Благодаря отработочным повинностям крестьян, также вытекавшим из государственной собственности на землю, Силланское государство имело возможность мобилизовать громадные массы людей на различные общегосударственные работы. Поэтому совершенно не выдерживает критики утверждение авторов «Древней истории Кореи» о том, что большие строительные работы якобы невозможны были без массового применения рабов. «В условиях, когда не применялись совершенные машины, — говорится в «Древней истории Кореи», — строительство огромных по размерам храмов, каменных башен и пр. абсолютно немыслимо было без массового сгона рабочей силы рабов, усилиями только патриархального первобытного общества или силой распыленных по мелким хозяйствам крепостных крестьян»[142]. Однако, обращаясь к Самкук саги, мы находим совершенно ясные указания на то, что все крупные строительные работы осуществлялись усилиями крестьян. Если, например, в 276 г., когда приближенные предлагали перестроить дворец, силланский правитель отказался сделать это, «сильно скорбя о людях»[143], то здесь, конечно, не имеется в виду сочувствие к рабам. Или позднее, в 318 г., обращалось внимание на то, чтобы никакие дела (очевидно, общегосударственные работы) не мешали полевым работам крестьян[144]. Можно привести и прямые свидетельства Самкук саги о сгоне крестьян на строительные работы: в 468 г. «жители Хасылла старше 15 лет были мобилизованы для постройки крепости на реке Ниха»[145], в 486 г. в пределах Ильсона было мобилизовано три тысячи военнообязанных, чтобы перестроить крепости Самнён и Кульсан[146]и в 504 г. «осенью, в девятом месяце, были мобилизованы работные мужи (ёкпу), чтобы строить двенадцать городов: Пхари, Мисиль, Чиндок, Кольхва и др.»[147].

Основная функция Силланского государства заключалась в том, чтобы обеспечить господствующему классу получение прибавочного продукта непосредственных производителей, главным образом в виде ренты-налога; и этим определялась так называемая политика квоннон (***) или политика побуждения населения к занятию сельским хозяйством. Так как продуктовая рента, собираемая в виде поземельного налога, составляла основу материального благополучия господствующего класса, с самого зарождения Силланского государства в центре его внимания стояло земледелие. Как передает Самкук саги, в 187 г. был издан указ о том, чтобы в областях и округах не производили строительных работ, которые отрывают от земледелия[148], и такой же указ — в 272 г. о том, чтобы устранить все, что может быть вредным для ведения сельского хозяйства[149]. В 496 г. появляется известие о том, что правитель Силла лично посетил южные области для наблюдения за состоянием земледелия[150]. Государственная власть принуждала крестьянские массы к сельскохозяйственным занятиям и фактически закрепощала их. К 489 г. относят весьма красноречивый рассказ о том, что к земледельческим занятиям возвратили «народ, который гулял и тунеядствовал»[151]. Государство в лице высшего представителя господствующего класса — вана — постепенно приобрело полную власть над народом и ограничило его личную свободу. В этом отношении весьма характерно прикрепление крестьянских семей для охраны царских могил[152], неограниченные права вана поступать со своими подданными как угодно, включая и такое «право», как присвоение их дочерей в качестве наложниц[153].

К средствам, обеспечивающим большую устойчивость в эксплуатации непосредственных производителей, относились, например, создание государственных запасов и оказание помощи крестьянству в голодные периоды, организация благотворительности для престарелых, сирот, вдов, и пр.[154]. Но такая политика прежде всего была продиктована стремлением ослабить недовольство и предотвратить народные восстания. Учету настроений народных масс уделялось серьезное внимание, о чем можно судить хотя бы по следующей записи, относящейся к событиям 497 г.: «В 7-м месяце были засуха и саранча. Ван приказал сановникам, чтобы каждый из них предложил по одному способному человеку, который мог бы управлять народом»[155].

Так выглядят в общих чертах основные формы и методы эксплуатации крестьянских масс на основе государственной (феодальной) собственности на землю. Утверждение этой формы земельной собственности и экономического господства над крестьянами объясняется, видимо, значительной устойчивостью традиций общинного строя и сильным сопротивлением крестьянства попыткам отдельных феодалов захватить общинные крестьянские земли и расширить свои земельные владения. При государственной феодальной собственности на землю в Силла важнейшим элементом в системе внеэкономического принуждения, наряду с государственным аппаратом (и в тесной связи с ним), служило и сословное деление общества, по которому правящий класс составляли четыре благородных сословия — чинголь (***, из которого выходили короли), юктупхум (***), одупхум (***) садупхум (***), а масса трудящегося народа причислялась к основному податному сословию простолюдинов (***) или к совершенно приниженному рабскому сословию.

В соответствии с сословной принадлежностью регламентировались одежда, пища и жилье. Простому народу запрещалось жить в больших домах, одеваться в шелка и носить кожаную обувь. Рис составлял пищу только привилегированных, а народ должен был питаться ячменем и просом. В монографии Пэк Намуна очень детально рассмотрены все виды и формы регламентации для различных сословий[156].

Весь изученный фактический материал позволяет заключить, что экономические отношения, развивавшиеся в силланском обществе в период трех государств, должны быть охарактеризованы только как складывающиеся феодальные, ибо в основе их была не эксплуатация рабов, а эксплуатация зависимого крестьянства, причем государство играло активную роль в закрепощении и подчинении крестьянства власти крупных землевладельцев. По мере дальнейшего развития силланского общества все более значительная масса так называемых государственных земель (и сидящих на них крестьян) попадала в руки отдельных землевладельцев (из чиновной и военной аристократии) и монастырей, получавших землю под видом пожалований (сачжон — *** ), кормлений (сигып — *** ) и пр. Что касается рабовладельческого уклада, то он, хотя и существовал в это время, не получил дальнейшего развития и не смог стать основным и ведущим укладом, который определял бы собой облик данного способа производства, а следовательно, и характер Силланского государства как рабовладельческого. Поэтому Силланское государство изучаемой эпохи можно считать государством периода зарождения и оформления феодального строя, когда наряду с утверждающимися феодальными отношениями известную роль играло и использование рабского труда.

Но возникает естественный вопрос: почему силланское общество после разложения первобытнообщинного строя и возникновения первого классового деления на рабов и рабовладельцев не перешло к рабовладельческому строю, а смогло создать новые, феодальные по своему характеру производственные отношения? Для ответа на этот вопрос большое значение имеет изучение исторической среды, в которой происходил процесс становления государственности на территории Корейского полуострова. Как известно, разложение первобытнообщинного строя среди племен, населявших территорию Корейского полуострова, и образование трех государств происходило в условиях, когда в передовых странах тогдашнего мира (особенно в соседнем Китае) приходила в упадок и разлагалась рабовладельческая система. Для социально-экономического и культурного развития корейских племен особенно большое значение имело то, что в период формирования трех корейских государств в Китае уже прочно утверждался феодальный способ производства. Даже по мнению тех китайских историков, которые в последнее время склонны видеть рабовладельческую формацию в Китае в более поздний период[157], «ростки феодальных производственных отношений постепенно появлялись (в Китае) уже после [правления] ханьского императора Уди» (140 — 86 гг. до н. э.). Таким образом, согласно этим воззрениям первые века новой эры были временем крушения рабовладельческого строя и утверждения феодализма. И трудно предположить, чтобы корейские племена, жившие бок о бок с Ханьской империей и, вероятно, немало содействовавшие своей борьбой крушению рабовладельческой системы, пошли в своем развитии назад, к рабовладельческому строю. Не больше ли оснований считать, что, подобно тому как германские и славянские племена после крушения Римской империи миновали рабовладельческую формацию и перешли к феодализму, и корейские племена, у которых образование классового общества совпало со временем падения рабовладельческой Ханьской империи в Китае, должны были создать и действительно создали не рабовладельческий, а феодальный строй, соответствовавший достигнутому уровню развития производительных сил. Надо полагать, что рабовладельческий способ производства не являлся обязательной ступенью в развитии всех народов, особенно при наличии таких условий, как близкое соседство и тесная связь со странами, уже миновавшими этот общественно-экономический строй. Это же можно сказать в отношении Силла и двух других корейских государств.

Благодаря близости и связи с Китаем корейские племена в период разложения первобытнообщинного строя достигли весьма высокого уровня развития производительных сил, открывавших путь к утверждению более высокого, чем рабовладельческий, типа производственных отношений. Развитие земледелия достигло такой стадии, когда применение не заинтересованного в труде работника (раба) делалось экономически невыгодным. И китайскими и корейскими источниками засвидетельствован достаточно высокий уровень развития производительных сил в Силла. По сообщению китайской истории Саньго чжи, уже в чинханский период разложения первобытнообщинных отношений на юго-востоке Кореи применялось железо, было развитое земледелие. «Земли здесь тучные и плодородные, — сообщает китайский автор, — сеют все пять хлебов[158] и рис, знают тутовые деревья и шелковичных червей, выделывают шелковые ткани и полотно, ездят на телегах в упряжке из быков и лошадей»[159]. В дальнейшем большое развитие получило поливное рисоводство, требовавшее наряду с высокими трудовыми навыками и строительства ирригационных сооружений крупного масштаба. Об этих сооружениях говорят записи в Самкук саги: в 330 г. было вырыто водохранилище протяженностью в 1800 по[160], в 429 г. построили плотину длиной в 2170 шагов[161], в 531 году весной, в третьем месяце, было приказано чиновникам привести в порядок плотины и дамбы[162]. Для глубокой вспашки и повышения плодородия почвы очень большое значение имело применение на пахоте крупного рогатого скота (с 502 г.). По мнению Пэк Намуна, в силланский период возникли и все основные сельскохозяйственные орудия, которые применялись в Корее в течение последующего периода, вплоть до XX в.[163]. На основании сведений из «Истории Суйской династии» (Суй шу) о том, что в Силла «поля плодородны, сеют по-суху и по воде»[164], Пэк Намун считал, что уже в тот период практиковались два посева в год — после риса производился на том же поле осенний посев ячменя[165].

Таким образом, достигнутый в Силла уровень развития производительных сил делал объективно возможным утверждение соответствующих им феодальных производственных отношений, которые получили дальнейшее развитие после объединения страны в конце VII в., когда Силланское государство присоединило и бывшие владения Когурё и Пэкче (эти государства были разгромлены в 60-х годах VII в. совместными силами Силла и Танской империи). И та замечательная, до сих пор вызывающая восхищение культура, которая была создана в объединенной Силла, возникла не на базе античного рабовладельческого строя, как думают некоторые ученые, а на основе нового и прогрессивного тогда общественного строя — феодализма.

Различия в трактовке социально-экономических отношений в период трех государств неизбежно ведут и к различному пониманию вопроса о социально-экономическом строе Силланского государства после объединения в его составе бывших владений Когурё и Пэкче во второй половине VII в. История государства Силла за VII — IX вв., представленная в «Летописях Силла», дает очень мало прямых сведений об экономических отношениях, поэтому так трудно поддается удовлетворительному решению вопрос о времени становления феодальных отношений в Корее и так разноречивы мнения современных корейских историков при определении генезиса и характера феодальных отношений в Корее.

Если историки, отрицающие рабовладельческую формацию в Корее, видят элементы феодальных отношений уже около IV в. н. э., то историки, придерживающиеся противоположного мнения, считают, что феодальные отношения возникли не раньше VII в. н. э. Последователь академика Пэк Намуна историк Лим Гонсан в главах недавно изданной «Истории Кореи» (т. I) снова высказывает идею о том, что феодализм утверждается в Корее с VII в., после объединения страны в составе государства Силла[166]. Существовавшую до VI в. н. э. государственную власть в Силла он характеризует как примитивную монархию, служившую целям подавления рабов или порабощенных крестьян-общинников, а также для захвата соседних территорий. Лим Гонсан считает, что качественно новая государственная власть, призванная служить целям эксплуатации распыленных (утративших общинные связи) мелких крестьян путем прикрепления их к земле и принуждения к уплате поземельного налога, к натуральным поставкам и несению отработочных повинностей, возникла только в период после объединения страны. По мнению Лим Гонсана, в VII в. произошло вытеснение старой родовой аристократии Силла новой военной знатью из числа крупных землевладельцев, сложившихся в результате классового расслоения в силланских общинах, и эта военная знать во главе с ваном (королем) распоряжалась всеми землями в государстве. Борьбу за объединение страны Лим Гонсан связывает с усилением политической власти силланских феодалов, стремившихся к расширению сферы своего экономического господства в условиях, когда «силланский феодальный король (ван) сплачивал вокруг себя феодальных помещиков, признавая в определенной мере их земельную собственность, позволяя им присваивать со своих земель феодальную ренту на основе испольной системы или путем частичного применения труда подневольных ноби (рабов)»[167]. Но при этом остается совершенно невыясненным вопрос о том, как возникла земельная собственность этих «феодальных помещиков». Правда, в книге приведены в качестве несомненных доказательств существования феодализма примеры таких типично феодальных земельных пожалований, как раздача «уделов во владения» (понып ***) и «кормленных владений» (сигып ***), предоставлявшихся силланской военно-феодальной знати (например, Ким Юсину и Ким Инмуну)[168]. Возникает законный вопрос, почему Лим Гонсан не признает имеющими такое же значение земельные дарения типа «кормленных владений», которые встречались в более ранний период и в Силла, и, как отмечается в его же работе, в Когурё в период становления этого государства[169].

Такие противоречия в работе Лим Гонсана, а особенно отсутствие фактических данных о разложении или упадке рабовладельческой системы, для историков, признающих ее существование в Корее, делают крайне затруднительной и почти неразрешимой задачу исследования истоков феодальных отношений в недрах рабовладельческого строя, изучения феодализма как качественно нового способа производства, идущего на смену старой рабовладельческой формации. Вот почему в поисках переломной эпохи, знаменующей переход от одной общественной формации к другой, профессор То Юхо обращается к описанным в «Летописях Силла» народным восстаниям VIII — IX вв. и, как нам кажется, довольно произвольно объявляет их социально-политическими потрясениями конца рабовладельческой эпохи[170]; исходя из этой произвольной предпосылки, он предлагает датировать возникновение феодализма в Корее X в. Однако восстания VIII — IX вв. не могут служить критерием для определения общественно-экономической формации этого периода: краткие сообщения Ким Бусика о выступлениях «воров» и «разбойников»[171] не дают нам никаких оснований считать их своеобразными «революциями рабов». Только тщательное изучение фактов, характеризующих общественные отношения этого времени, сможет помочь нам в понимании сущности происходивших тогда социально-политических движений.

Хотя большинство корейских историков (за исключением То Юхо и Ли Ынсу) считают период после VII в. безусловно феодальной эпохой, однако нет еще единого мнения в понимании характера и особенностей феодальных отношений, потому что многое в возникновении и развитии феодализма в Корее требует глубоких изысканий. Вот почему в последнее время в Корее происходит дискуссия по вопросу о характере феодальной собственности на землю и специфике феодального строя в стране.

После появления исследований Пэк Намуна[172] в прогрессивной корейской историографии надолго утвердилось мнение, что характерной чертой развития феодализма в Корее было наличие государственной феодальной собственности на землю[173]. Однако в течение 1955 г. на страницах корейских научных журналов появились работы Пак Сихёна[174], Чон Хёнгю[175] и Ким Сокхёна[176], которые в той или иной мере отрицают решающее значение государственной земельной собственности в феодальной Корее и подчеркивают как главный фактор феодализма существование в средневековой Корее частной собственности как отдельных феодалов, так и крестьян. Историки Чон Сектам и Чхоэ Бёнму выдвигают противоположную точку зрения — в своих работах они показывают очень большое значение государства в осуществлении феодальной эксплуатации непосредственных производителей, подчеркивая, что в основе ее была государственная собственность на землю[177].

[116] Самкук саги, кн. 4, 3-й год Чичжына.

[117] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 435.

[118] *** — Цитированное место этого источника у Бичурина переведено следующим образом: «В доме министра жалованье не пресекается (т. е. должность наследственна). Молодых невольников (пажей) три тысячи. Латников, волов и лошадей такое же число. Скот пасут на морских островах. Если нужна скотина для стола, то застреливают ее из лука» (Н. Я. Бичурин, Собрание сведений о народах..., т. 2, стр. 130).

[119] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 362.

[120] Самкук саги, кн. 40, Должности и чины, [глава] третья.

[121] В названии *** второй иероглиф *** (знамя) означал вообще название частей в силланской армии (так, кроме ***, существовали *** и прочие ***), а первый иероглиф — название стрелкового оружия *** или *** которое было изобретено в 558 г. (Самкук саги, кн. 4, 19-й год Чинхына). После его изобретения, очевидно, и возникла как ведущая воинская часть — ***.

[122] Пэк Намун писал: «Аграрный строй Силла вначале основывался на коллективной собственности племен, но со времени образования воинственного государства установилась государственная собственность, служившая материальной основой государственной централизации» (Пэк Намун, Чесэн сякай кейдзайси, стр. 431), а в другом месте он указывал: «Вместе с появлением воинственного государства установилась система государственной собственности на землю, поэтому король (***) в качестве верховного помещика (***) раздавал землю гражданским и военным государственным чиновникам и учреждениям (***) а также наделы населению (***), (там же, стр. 443).

[123] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 436.

[124] Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 298—299.

[125] Там же, стр. 298.

[126] В. И. Ленин. О государстве (Сочинения, т. 29, стр. 437, 438).

[127] Чосон кодэса, стр. 12.

[128] Из-за явно пристрастного отношения к проблеме Пэк Намун находил упоминания о рабах даже там, где их не было, например в относящемся к 57 г. н. э. рассказе об исагыме Тхальхэ. Согласно легенде Тхальхэ происходил из далекой южной страны; он родился в виде большого яйца, и потому его отец (правитель той страны), сочтя это за дурное предзнаменование, приказал выбросить яйцо, но его мать не осмелилась сделать это и, как цитирует Пэк Намун, «завернув яйцо в шелковую материю, положила в ящик и погрузила на корабль вместе с драгоценностями и рабом» (Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 326, 344). Корабль затем прибило к силланским берегам. Сличая приведенную Пэк Намуном цитату с подлинником (Самкук саги, кн. 1, Восшествие исагыма Тхальхэ), мы там не нашли слова «раб», хотя все остальное совпадает.

[129] Самкук саги, кн. 1, 23-й год Пхачжа.

[130] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 344.

[131] Самкук саги, кн. 1, 11-й год Ильсона.

[132] Самкук саги, кн. 2, 7-й год Чоби.

[133] Самкук саги, кн. 4, 19-й год Попхына.

[134] В Самкук саги имеется косвенное свидетельство. В 662 г. после столкновения с когурёскими войсками силланцы произвели раздел дворца Понпхи (***). Признав наибольшие заслуги за военачальниками — Ким Юсином и Ким Инмуном, между ними разделили поровну сокровища (***), земельные угодья (***) и рабов (***) (кн. 6, 2-й год Мунму). Социально-экономическая природа этих рабов, или нобок, не поддается точному выяснению: может быть, это действительно были рабы, может быть, — прикрепленные к земле крепостные, отличавшиеся от остальных лично свободных крестьян.

[135] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 339.

[136] Самкук саги, кн. 2, 3-й год Нэхэ.

[137] Самкук саги, кн. 3, 42-й год Намуля.

[138] Самкук саги, кн. 4, 16-й год Чинхына.

[139] Самкук саги, кн. 5, 2-й год Сондок.

[140] По сообщению Самкук саги, в 294 г. силланскому правителю поднесли лучший рис из округа Таса (кн. 2, 11-й год Юре). Аналогичное сообщение о преподнесении лучшего риса из округа Тэсан встречается в 452 г. (кн. 3, 36-й год Нульчжи). А в 441 г., когда из округа Самуль поставили длиннохвостых белых фазанов, обрадованный силланский ван выдал зерно чиновнику, управлявшему округом (кн. 3, 25-й год Нульчжи).

[141] Так, помощник командира части Тэдан по имени Пондык, наиболее отличившийся в Чичхонском сражении, и военачальники Пак Кёнхан и Сон Гык, имевшие равные его подвигам заслуги, получили чин ильгильчхана, и им было выдано по 1000 соков риса; военачальнику Ким Донсану вместе с чином сачхана было выдано 700 соков риса; Пукко получил чин сульгана и 1000 соков проса, Куги — чин сульгана и 700 соков проса (Самкук саги, кн. 6, 8-й год Мунму).

[142] Чосон кодэса, стр. 12—13.

[143] Самкук саги, кн. 2, 15-й год Мичху.

[144] Весной 318 г. был издан указ, гласивший, что прошлые годы являлись неблагоприятными из-за засухи, поэтому теперь, когда земля наполнилась соком и силой и только начали всходить хлеба, должны быть приостановлены все дела, которые могут беспокоить народ (Самкук саги, кн. 2, 9-й год Хыльхэ).

[145] Самкук саги, кн. 3, 11-й год Чаби.

[146] Там же, 8-й год Сочжи.

[147] Самкук саги, кн. 4, 5-й год Чичжина.

[148] Самкук саги, кн. 2, 4-й год Польхю.

[149] Там же, 11-й год Мичху.

[150] Самкук саги, кн. 3, 18-й год Сочжи.

[151] Там же, 11-й год Сочжи.

[152] К 485 г. относится запись об увеличении на двадцать семей числа охраняющих могилу «Основателя» (Самкук саги, кн. 3, 7-й год Сочжи).

[153] Весьма показателен в этом отношении следующий рассказ из Самкук саги о марипкане Сочжи. В 500 г. во время путешествия Сочжи по округу Нальса местный житель по имени Пхаро поднес ему в дар свою шестнадцатилетнюю дочь Пёкхва, «истинную красу государства», но удивленный правитель не осмелился принять такого подарка. Однако он не смог забыть ее и стал часто навещать ее втайне от людей. Однажды во время такого путешествия он остановился на ночлег в доме незнакомой старухи в округе Котха. Разговорившись со старухой, он спросил ее: «Что люди думают о нашем правителе?» Та ответила: «Все считают его мудрым человеком, но я лично в этом сомневаюсь, потому что слышала стороной, что ван уже не раз в простой одежде [тайно] навещает нальсаскую девушку. Он уподобился дракону, который, приняв обличие рыбы, попадает в руки рыбаков. Будучи обладателем десяти тысяч колесниц (см. прим. 30 к кн. 3), ван не заставляет уважать себя. И если это называется мудростью, то кто же не прослывет мудрецом». Рассказывается далее, что, устыдившись своего малодушия, правитель после этого увез к себе девушку, поместил ее в отдельном доме, и вскоре у нее родился сын (Самкук саги, кн. 3, 22-й год Сочжи). Этот рассказ, мораль которого вложена в уста неизвестной старухи, явно был создан для оправдания произвола и деспотизма новоявленной королевской власти.

[154] В Самкук саги очень много записей об этом, отнесенных к 372 г. (кн. 3, 17-й год Намуля), к 480 г. (кн. 3, 2-й год Сочжи) и др.

[155] Самкук саги, кн. 3, 19-й год Сочжи.

[156] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 389—412.

[157] Ван Сы-чжи, Ду Вэнь-кай и Ван Жу-фэн, К трактовке вопроса о социальной сущности двух Ханьских империй (***, 1955, № 1, 19—46***).

[158] К пяти хлебам здесь относились: ячмень, мелкое просо (чумиза), просо, бор (род проса), бобы (соя).

[159] ***, цит. по кн.: Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 368.

[160] Самкук саги, кн. 2, 21-й год Хыльхэ.

[161] Самкук саги, кн. 3, 13-й год Нульчжи.

[162] Самкук саги, кн. 4, 18-й год Попхына.

[163] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 369—370.

[164] *** (***). Это место из Суй шу Н. Бичурин переводит так: «Поля превосходные и тучные. Сеют и на сухих и в водяных пашнях» (Собрание сведений о народах..., т. 2, стр. 91).

[165] Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 364.

[166] Чосон тхонса, стр. 118—119.

[167] Чосон тхонса, стр. 116.

[168] Там же, стр. 113.

[169] Там же, стр. 33—34.

[170] «Екса квахак», 1956, № 3, стр. 23—24.

[171] Самкук саги, кн. 10, годы Хондока; кн. 11, годы Чинсона.

[172] *** (***, 1937***). Основные положения этих работ излагаются в книге «История Кореи в средние века», ч. 1. (***, 1954***).

[173] Эти идеи отразились в написанном до освобождения страны «Исследовании по истории Кореи» историка Мун Сокчжуна, погибшего в японской тюрьме (***, 1946***г.), в сборнике статей «Социально-экономическая история Кореи» (***, Сеул, 1946 г.), а также в ряде учебников и популярных книг, вышедших в Северной Корее после освобождения. В таком же духе проблемы феодализма освещены в статье М. Н. Пака «К характеристике социально-экономических отношений в Корее в XIX веке», опубликованной в «Сборнике статей по истории стран Дальнего Востока» (М., 1952, стр. 149—161).

[174] В статье «О феодальной собственности на землю» («Ёкса квахак», 1955, № 2, стр. 70—103) Пак Сихён, показывая, что государственная собственность на землю в средневековой Корее в разное время имела различное содержание, приходит к заключению, что не государственная, а частная (помещичья) земельная собственность составляла основу феодализма в Корее. По его мнению, принцип государственной собственности на землю, начиная с периода троецарствия, означал лишь право государства собирать налоги со всех земель, а в фактической собственности государства даже в XIV—XV вв. находилось лишь около 100 тыс. кёль, что составляло около десятой части всех пахотных земель. Большая же часть их находилась в частной собственности крестьян и крупных землевладельцев, поэтому Пак Сихён считает, что все формы государственных земельных дарений в истории Кореи (ногып, чонсиква, квачжон) означали лишь предоставление держателям права собирать с этих земель в свою пользу полагавшиеся государству поземельные налоги.

[175] В еще большей мере, чем Пак Сихён, автор статьи «Характер частновладельческих полей (***) в феодальной Корее XIV—XV вв.» («Ёкса квахак», 1955, № 3, стр. 85—102; № 4, стр. 40—75) Чон Хёнгю отрицал реальное значение принципа верховной государственной собственности на землю. Государственной собственностью он считал только земли, находившиеся в непосредственном распоряжении королевского дома и государственных учреждений, а все остальные земли относил к категории частной собственности феодалов и крестьян. Чон Хёнгю не видел особых отличий в становлении феодализма в Корее по сравнению с европейскими странами. По его мнению, феодальные отношения и категория феодальной ренты возникают в Корее с захватом крестьянской собственности крупными землевладельцами, а процесс закрепощения свободных крестьян происходит лишь в XIII—XIV вв. До тех пор, пока феодальные отношения не стали господствующими и не возникла, таким образом, феодальная рента, в Корее, по его мнению, существовали только государственные налоги, сохранившиеся и в феодальный период. В соответствии с этим Чон Хёнгю производил градацию земель и по характеру взимания налогов.

[176] В статье «Об отношениях поземельной собственности в феодальной Корее», напечатанной в «Вестнике Академии наук КНДР» ( ***, 1955, №7, ***, № 3) Ким Сокхён, подвергая критике работы Пак Сихёна и Чон Хёнгю за чисто юридический подход к вопросу о земельной собственности, вместо того чтобы видеть в ней социально-экономические, классовые отношения, приходит к выводу о наличии в феодальной Корее как крупной феодальной, так и мелкой крестьянской собственности, хотя последняя и носила условный характер.

[177] Чон Соктам, О феодальной государственной собственности на землю в Корее («Ёкса квахак», 1956, № 3, стр. 78—101), Чхоэ Бёнму, О некоторых особенностях феодального строя в Корее, выявляемых в законах об отработках (пуек), подворных списках (хочжок) и именных таблицах (хопхэ) в начальный период династии Ли («Ёнса квахак», 1955, № 4. стр. 40—65).