— Этот нож сейчас наполовину войдёт в твоё глазное яблоко, — предупреждаю я. — Я даже не собираюсь проявлять к тебе милосердие и всажу его тебе в мозг.
— Блядь, мужик, — кричит он. — Я же сказал тебе, что я просто несколько раз был на складе. Я ничего не знаю о каком-то гребаном ритуале.
— Значит, ты бесполезен, вот что ты хочешь сказать, — предполагаю я, приближая лезвие к его глазам.
Он зажмуривает их, как будто кожа толщиной не более сантиметра может помешать ножу пройти сквозь глаз.
Блядь, смешно.
— Нет, нет, нет, — умоляет он. — Я знаю там кое-кого, кто может дать тебе больше информации.
Пот стекает по его носу, смешиваясь с кровью на лице. Его отросшие жирные светлые волосы прилипли ко лбу и затылку. Похоже, он уже не блондин, так как большая его часть окрашена в красный цвет.
Я уже отрезал ему одно ухо, вырвал десять ногтей, отрезал обе ахилловы пяты, нанес пару ножевых ранений в определенных местах, которые не позволят ублюдку быстро истечь кровью, и сломал слишком много костей, чтобы сосчитать.
Придурок не встанет и не уйдет отсюда, это уж точно.
— Меньше плакать, больше говорить, — рявкаю я, царапая кончиком ножа по его все еще закрытому веку.
Он отшатывается от ножа, из-под ресниц текут слезы.
— Его зовут Фернандо. Он один из руководителей операции, отвечающий за отправку мулов, чтобы помочь поймать девушек. Он — большая шишка на складе, в общем, он там всем заправляет.
— Фернандо? — огрызаюсь я.
Он всхлипывает.
— Я не знаю, чувак, — причитает он. — Он просто представился Фернандо.
— Тогда как он выглядит? — нетерпеливо выдавил я сквозь стиснутые зубы.
Он фыркает, сопли стекают по его потрескавшимся губам.
— Мексиканец, лысый, у него шрам через линию волос и борода. Шрам не заметить невозможно, он довольно хреново выглядит.
Я сворачиваю шею, стону, когда мышцы затекают. Это был долгий, блядь, день.
— Круто, спасибо, чувак, — говорю я непринужденно, как будто не мучил его медленно последние три часа.
Его дыхание успокаивается, и он смотрит на меня уродливыми карими глазами, в которых светится надежда.
Я почти смеюсь.
— Ты меня отпустишь? — спрашивает он, глядя на меня, как чертов бездомный щенок.
— Конечно, — щебечу я. — Если ты сможешь встать и идти.
Он смотрит вниз на свои отрезанные пятки, зная так же хорошо, как и я, что если он встанет, его тело подастся вперед.
— Пожалуйста, чувак, — пролепетал он. — Ты можешь мне помочь?
Я медленно киваю.
— Да. Думаю, я могу это сделать, — говорю я, перед тем как отвести руку назад и погрузить весь свой нож в его зрачок.
Он умирает мгновенно. Даже надежда еще не исчезла из его глаз. Вернее, из его одного глаза.
— Ты — насилуешь детей, — говорю я вслух, хотя он уже не в состоянии меня услышать. — Как будто я оставлю тебя в живых, — заканчиваю я со смехом.