Я закрываю глаза и пытаюсь восстановить контроль.
Я должен вести себя тихо.
Она не знает, что я прячусь в ее шкафу. Жду, когда она уснет, чтобы спокойно смотреть на ее красоту.
Сейчас она боится меня. По праву.
Я опасный человек, и я ежедневно убиваю людей. Мало того, получаю от этого удовольствие.
Она должна бояться меня, но только потому, что когда она окончательно подчинится мне, у нее не будет шансов сбежать от меня.
Она уже начала и даже еще не осознала этого.
Я никогда не был влюблен ни в кого, кроме своей работы. Я даже не трахал женщину больше года. У меня просто нет времени. Они всегда трахались быстро, а потом я снова уходил, и разрядка редко ослабляла напряжение.
После достаточного количества слез и отчаянных попыток заставить меня остаться с ними, я устал от этих хлопот.
Как только я увидел ее, сидящую в книжном магазине и пытающуюся скрыть свои нервы и беспокойство, я был взрослым мужчиной, влюбившимся с первого взгляда.
А сейчас я чувствую себя пятнадцатилетним мальчишкой, который только что узнал, что такое киска. Каждый раз, когда я смотрю на нее, я готов порвать свои джинсы от одного только взгляда.
Я хочу прикасаться к ней, целовать ее и сделать ее своей во всех смыслах этого слова. Пометить ее тело было недостаточно. Но у меня такое чувство, что я никогда не почувствую, что с меня хватит Аделайн Серафины Рейли. По крайней мере, на бумаге.
И мне ни хрена не стыдно. Я никогда не утверждал, что я хороший человек.
Она скользит в свою кровать, сворачивается калачиком под одеялом и берет в руки старую кожаную книгу.
Дневник ее прабабушки.
После того, как Адди однажды ушла по делам или еще по какой-нибудь ерунде, я пролистал страницы.
У ее прабабушки тоже был преследователь. Это заставило меня улыбнуться, когда я понял, что история повторяется.
Адди листает дневник в течение часа, ее лицо прищурено от неразборчивых эмоций, когда она вдыхает самые глубокие, самые темные секреты Джиджи. Похоже, она ищет ответы, и единственное, что может дать ей ясность, — это слова ее прабабушки.
Часть ее, похоже, обеспокоена дневниками. Но большая ее часть кажется очарованной. Захваченной. Как будто она пытается представить, что влюбилась в своего преследователя, и эта мысль одновременно возбуждает ее и вызывает глубокий дискомфорт.
Я хочу посмеяться над этим. Потому что именно это, блядь, и произойдет.
Я заставлю ее влюбиться в каждую мою чертову часть. Я хочу, чтобы эта девушка увидела меня в самом развратном виде. Я хочу, чтобы она ощутила истинную тьму, живущую в моей душе.
Когда ты заставляешь кого-то влюбиться в самые темные части тебя, ты не можешь сделать ничего, что могло бы отпугнуть его.
Они будут твоими навсегда, потому что они уже любят все твои поганые кусочки и частички.
Ее глаза начинают опускаться, голова опускается, и дневник начинает выскальзывать из ее исписанных черной краской пальцев.
Она встряхивается, ее глаза округляются, прежде чем она успокаивается. Я прикусываю губу, слишком много чувств вторгается в мою грудь.
Отказавшись от притворства, она захлопывает журнал, кладет его на тумбочку и выключает свет. Мгновенно комната становится черной. Лунный свет, проникающий через балконные двери, отбрасывает тени по всей комнате, создавая монстров из деревянной мебели.
Единственный настоящий монстр в этом доме — это я.
Когда ее дыхание становится глубже, я медленно открываю дверцу шкафа и жду в тени, чтобы убедиться, что она не проснулась.
Как только я собираюсь сделать шаг, по моей шее пробегает ледяная волна. Мурашки пробегают по коже, когда я поворачиваю голову и осматриваюсь в шкафу, борясь с желанием оскалить зубы.
Это неестественный холод, и я чувствую его уже не в первый раз. Но то, что дышит мне в затылок, не собирается меня отпугивать. Я чувствую на себе его взгляд и надеюсь, что встречусь с ним, чтобы он увидел, что я ни капельки не боюсь.