Читать книгу «День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]» онлайн.
Вл. Гаков
Куколки Джона Уиндэма
В мире англоязычной научной фантастики букет псевдонимов, скрывающих одного-единственного автора, — не редкость. Однако герой данной статьи в этом качестве превзошел многих, на долгие годы превратившись в постоянную головную боль для библиографов. «Накроить» с пяток псевдонимов из своих реальных имен — это еще куда ни шло, но вот подписать роман одним из них «в соавторстве» с другим, то есть с самим собою, — это ж надо так подставить составителей будущих библиографий и энциклопедий!
Читатели-фанаты, случайно раскопавшие в довоенных подшивках научно-фантастических журналов рассказы неких Джона Бейнона Харриса, просто Джона Бейнона, Уиндэма Паркса, его однофамильца Лукаса Паркса и Джонсона Харриса, долгое время и не подозревали, что все это написано одним человеком.
Да что читатели! И в предисловии первоклассного специалиста Юлия Кагарлицкого к первому изданию Уиндэма на русском языке (тому самому знаменитому тому Библиотеки фантастики, где был опубликован перевод «Дня триффидов») все еще можно было прочесть о романе «Толчок вовне», будто бы написанном Уиндэмом в соавторстве с Лукасом Парксом. Меж тем шел 1966 год и «оба соавтора» в едином лице были еще живы[1].
И спустя три с половиной десятилетия, когда издатели одного из сборников Уиндэма обратились к автору этих строк с предложением написать предисловие, они также были изрядно заинтригованы загадочным «соавтором» писателя — Лукасом Парксом… Словом, наваждение какое-то!
Пришла пора расставить все на свои места. Все произведения вышеперечисленных «авторов», в том числе и злополучный роман (действительно подписанный Джоном Уиндэмом и Лукасом Парксом!), на деле принадлежат одному писателю. После долгих перипетий в научной фантастике за ним окончательно закрепилось имя Джона Уиндэма.
Все же прочие инкарнации — или, пользуясь названием одного из его романов — куколки, — таким образом, оказались лишь предварительными эволюционными стадиями. Ступенями на пути к появлению долгожданной «бабочки».
Последнее сравнение придумано не мной, оно буквально просится на язык. Коллега и соотечественник Уиндэма, известный британский писатель-фантаст и историк этой литературы Брайан Олдисс, заметил эту аналогию раньше:
«Проследить, как научная фантастика предвоенных десятилетий обрела свой нынешний облик, легче всего на примере творческого пути писателя, чей талант полностью раскрылся только в 50-е годы. Его карьера явилась отражением тех процессов, которыми жила эта литература в переходный период, да и весь окружающий мир в целом. Я имею в виду Джона Уиндэма. Он много раз менял имя и литературные пристрастия, и результатом трансформаций всех этих эволюционных личинок явилась на свет прекрасная бабочка».
Однако все по порядку.
Джон Уиндэм Паркс Лукас Бейнон Харрис родился 10 июля 1903 года в сельской местности, близ деревушки Ноуль в графстве Варвикшир. Как видим, родители — адвокат Джордж Бейнон Харрис и Гертруда Паркс — чем-чем, а именами первого отпрыска не обделили; и впоследствии, став писателем, тот весьма творчески распорядился и этим своим активом.
Как и детскими воспоминаниями. Юные годы, проведенные в английской country (что означает — провинция, загород, жизнь на лоне природы), с неизбежностью наложили отпечаток на творчество сначала «Бейнона Харриса и компании», а потом и известного всему читающему миру Джона Уиндэма. В его научно-фантастических книгах действие чаще всего развертывается в знакомых английских сельских ландшафтах, а герои исповедуют традиционные британские ценности, без коих не было бы и этой страны. И вообще фантастика Уиндэма, как, пожалуй, ни у кого другого, — подчеркнуто британская. Внешне сдержанная, консервативная, окрашенная присущим только жителям Альбиона юмором…
Но все это проявится позже. Пока же подросток по имени Джон Бейнон Харрис, неожиданно оказавшийся сыном разведенных родителей (они разошлись, когда будущему писателю исполнилось 8 лет), из-за частых переездов матери из города в город переменил целых 8 школ, прежде чем окончил одну из них — это была частная школа в Петерсфилде (графство Хэмпшир), всего в часе езды от Лондона.
После этого молодой Харрис решил пойти по стопам отца, однако провалился на вступительных экзаменах на юридический факультет Оксфордского университета. Причина была очевидной: вместо того чтобы зубрить азы юриспруденции, молодой человек проводил дни в Музее науки при университете, разглядывая диковинные экспонаты и уже раздумывая, как этим багажом распорядиться впоследствии.
Оставленных родителями денег хватило ненадолго, и Харрис занялся поисками работы. Попробовав себя в роли рекламного агента, он быстро охладел к этому делу, зато все больше увлекался литературой, со временем превратившейся в единственное дело жизни.
Писать будущий Джон Уиндэм начал еще в 20-е годы, но только с мая 1931 года смог наконец гордо именовать себя профессионалом. Именно тогда в американском научно-фантастическом журнале Wonder Stories вышел первый рассказ дебютанта — «Миры на обмен», подписанный, кстати, еще собственным именем: Джон Бейнон Харрис.
Любопытно, что формально первым проданным в журналы «произведением» молодого Харриса стал даже не этот рассказ, а… придуманное дебютантом название нового журнала научной фантастики! Конкурс на лучшее название был объявлен в 1930 году журналом Air Wonder Stories, причем победителю назначили роскошный приз в «сто долларов золотом» (деньги в ту пору немалые!), и он достался Харрису. Правда, придуманное им название Future Flying Fiction так и не увидело свет (спустя месяц журнал поменял владельца, слился с другим изданием, и о названии забыли) — но письмо Харриса с объяснением, почему он выбрал именно этот вариант, в журнале было напечатано. А полученный приз можно было считать первым гонораром.
Начало было положено, и за предвоенное десятилетие новичок занял прочные позиции в рядах британской научной фантастики (хотя печататься продолжал преимущественно за океаном).
К этому раннему периоду творчества Уиндэма, который тогда чаще всего подписывался просто Джоном Бейноном, относятся многочисленные повести и рассказы, впоследствии переизданные в трех посмертных сборниках — «Скитальцы во времени» (1973), «Спящие на Марсе» (1973) и «Изгнанники на Эсперусе» (1979); а также два романа, вышедших в Англии отдельными изданиями. Действие первого, «Тайный народец» (1935), развертывается в подземном затерянном мире, расположенном где-то в недрах пустыни Сахары; второй — «Планетолет» (1936; журнальный вариант вышел под названием «Зайцем на Марс») — посвящен, как нетрудно догадаться, первой экспедиции на Красную планету.
Ничем примечательным ранние произведения Уиндэма не отличались, если не считать одной занятной сюжетной детали, которую можно встретить во втором романе (и рассказе-продолжении «Спящие на Марсе», вышедшем в 1938 году): среди первых марсопроходцев мы встречаем… русских! В довоенной западной фантастике случай, насколько я смог проверить, — уникальный.
Вообще же литературный старт новичка был заметен на общем фоне, но блестящего будущего не сулил. Известный в ту пору издатель Роберт Ласти вспоминает о Джоне Бейноне Харрисе как о внутренне неуверенном, каком-то неопределенном, праздном аутсайдере — в жизни и литературе. Словом, как о человеке, за будущее которого не дашь и пенса. Как порой ошибаются в людях даже профессионалы!
Судьбу Харриса перевернула война. Он, кстати, рано предвидел предстоящую схватку с фашизмом и даже предвосхитил ее в одном из рассказов, опубликованных накануне начала войны. Рассказ назывался «Аннигилятор Джаджсона», и в нем описывается, как с помощью вовремя изобретенной машины времени асов из Люфтваффе Геринга забрасывают куда-то в иную эру, избавляя современный мир от их присутствия.
Однако еще интереснее комментарии автора, опубликованные в том же — октябрьском 1939 года — номере журнала Amazing Stories. «Когда я задумывал этот рассказ, — писал Харрис, — мне показалось излишним вводить в него навязший в зубах образ „безумного ученого“ — в то время как вполне нормальные ученые с прекрасной репутацией достаточно эффективно подводят мир к саморазрушению прямо на наших глазах».
Когда же война достигла британских берегов, молодой писатель, подобно многим коллегам, отправился на фронт. Он служил в армии связистом и принимал участие в знаменитой высадке союзников на побережье Нормандии. «Меня постоянно не покидало чувство, что я оказался на войне по ошибке, — вспоминал потом писатель Уиндэм. — Возможно, это проистекало от того, что в детские годы я постоянно грезил войной, но другой — Первой мировой. Однако она закончилась слишком рано, и поучаствовать в ней мне не позволил возраст. Тем не менее я так и не смог избавиться от ощущения, что именно та война была моей войной, а сейчас я оказался вовлечен в войну чужую, к которой я не имею никакого отношения».
Вдоволь насмотревшись крови, смерти и разрушений, будущий Джон Уиндэм, видимо, все это хорошенько запомнил, чтобы потом рассказать другим, хотя и в несколько необычной форме.
А по окончании боевых действий, мрачно резюмирует тот же Олдисс, «когда плоды победы обернулись пеплом мира, Уиндэм вместе с тысячами таких же оказался выброшен на берег — без денег, семьи и профессии и даже без самого элементарного представления о том, чем заняться дальше».
Тут он, к счастью, вспомнил о литературе. И как раз вовремя: мир, лежавший в развалинах и еще не успевший прийти в себя от пережитого, срочно нуждался в таких, как «новорожденный» Уиндэм и его сверстники и друзья — Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Клиффорд Саймак, Рэй Брэдбери, Артур Кларк, Альфред Бестер и все прочие.
Миру стала остро необходима фантастика, новая, закаленная войной и быстро последовавшей за нею войной «холодной» (а также постоянно маячившей на горизонте войной окончательной — ядерной), — и среди британской разновидности этой литературы ярко взошла звезда Джона Уиндэма. «Именно в этот период, — пишет английский исследователь Джон Клют, — Уиндэм стал тем, кто лучше других выразил надежды, страхи и самодовольство англичан».
Похожее, помнится, говорилось за полвека до того в отношении Уэллса…
Славу новоиспеченному писателю Джону Уиндэму принес его третий по счету роман, впервые подписанный новым псевдонимом, — ныне признанный за классику жанра «День триффидов» (1951), выходивший также под названием «Восстание триффидов».
[1] Другая невольная мистификация того сборника, а именно та, что перевод некоего С. Бережкова на самом деле был выполнен Аркадием Стругацким, — для массового читателя тоже раскрылась нескоро… — Примеч. автора.