— Правда? — Я засовываю палец в его рубашку между двумя пуговицами и тяну за него, пока он не наклоняет голову и наши носы не соприкасаются.
— Заявляешь свои права, Нина?
— Конечно, Роман, — говорю я и целую его.
— Домой, — шепчет он мне в губы. — Сейчас.
— Я тебе кое-что приготовила.
Я поднимаю глаза от стола и вижу голову Нины, выглядывающую из-за двери.
— Ты сожгла его?
— Это morozhenoe. — Она улыбается, встает между моих ног и наполняет ложку мороженым из миски, которую держит в руках.
Я смотрю, как она подносит ложку ко рту, потом позволяю ей накормить меня.
— Игорь учил меня русскому языку, — заявляет она.
— О, я не могу дождаться, чтобы услышать, чему ты научилась.
— Пока что мы изучили «govno», «chort vozmi» и «skotina». Это его любимые.
— Я в этом не сомневаюсь. — Я достаю телефон и набираю номер Вари, которая отвечает после второго звонка. — Игорь научил Нину материться. У него опять появилось желание умереть?
— Роман! — Нина хватает меня за рубашку и тянется к телефону, но я убираю руку и целую ее.
— Никто не будет учить тебя русскому, кроме меня. Поняла?
— Поняла, kotik.
Я закрываю глаза и качаю головой.
— Ты не будешь называть русского пахана «котиком», Нина. Мне нужно поддерживать имидж.
Она прищуривает на меня глаза, придавая своим чертам серьезность, и касается пальцем моего носа.
— Мой смертоносный kotik. Лучше?
— Нет.
— С тобой не весело. — Она обвивает руками мою шею. — Пойдем куда-нибудь поужинаем, а?
— Прости, malysh, мне нужно разобраться с кое-какими делами сегодня вечером. Мы выезжаем через двадцать минут, и я не знаю, сколько времени это займет, но, должен вернуться к десяти или одиннадцати.
— Будь осторожен, Роман.
Я смотрю, как она уходит, и думаю, как странно, что кто-то ждет моего возвращения с работы или беспокоится о моем благополучии.
Роман все еще не вернулся. Я плотнее прижимаю к себе свитер и снова смотрю на часы, наверное, в сотый раз за последний час. Уже половина третьего, а он так и не позвонил и не написал. Мне не хотелось звонить ему и вмешиваться в его дела, поэтому я уточнила у Максима — он остался в доме — около часа, потом еще раз около трех. Он ничего не знал.
— Черт возьми, Роман, — пробормотал я про себя, не сводя глаз с ворот, видневшихся на другой стороне лужайки. — Не вздумай умереть.
Где-то около четырех, ворота отъезжают в сторону, и две машины паркуются перед домом. Мужчины начинают выходить из машин, а я прикладываю ладони к окну, ища Романа. Он выходит последним, и то, как он медленно и болезненно выходит из машины, говорит о том, что в этот раз он слишком сильно нагрузил колено.