Вокруг темно. Это она понимает, хотя не может определиться, как давно её окружает мрак. Гермиона открывает веки — перед глазами плывут размытые образы, и ей требуется время, чтобы оценить обстановку. Кровать, потолок, мерцающий свет свечей и незнакомое лицо прямо над ней.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер. Вы на площади Гриммо. Вы ударились и потеряли сознание. Можете назвать последнее, что помните?
Голова наливается пульсирующей болью — словно в череп засунули барабан, а какому-то ребенку вручили палочки. Гермиона ошарашенно прикрывает глаза, подносит руки к вискам и трёт их так, будто это поможет скинуть сковывающую тяжесть. Позвоночник горит огнём, и всё, чего сейчас хочется, это снова отрубиться.
— Я, э-э… — она откашливается, сосредоточиваясь. — Дин. Ханна. Меня что-то ударило.
— Да-да. Кажется, мисс Аббот не смогла разглядеть вошедших и, опасаясь худшего, атаковала. Вы отлетели к лестнице и сильно ушиблись. Однако через день-два вы совершенно поправитесь. Вот, держите, это облегчит боль.
Гермиона с благодарностью глотает омерзительную жидкость.
— Ханна в порядке?
— В полном. Небольшие царапины, а в остальном всё хорошо. Вам тоже повезло, мисс Грейнджер. Синяки и порезы, но никаких переломов. А могли бы получить куда более серьезные повреждения.
Что ж, чувствует она себя так, будто и в самом деле их получила.
— Надо постараться, чтобы сломить Гермиону, — она узнает голос Невилла и поворачивает голову в его сторону.
— Привет.
— Я дам вам десять минут, а потом мисс Грейнджер надо поспать, чтобы зелья выполнили свою работу.
— Спасибо, — Невилл дожидается, пока целитель отойдёт в другую часть комнаты, и улыбается подруге. — Дин шлёт свои извинения и наилучшие пожелания. Ему надо было отправиться сначала в Министерство на отчёт, а потом ещё куда-то.
— Ничего страшного.
— Как себя чувствуешь?
— Ужасно, — она делает вид, будто её ответ не напоминает всхлип.
— Принимаешь удары от своих же, — снова улыбается Невилл.
Гермиона смеётся, хотя от этого ей становится только хуже.
— Мне кажется, за время этой войны от своих я получила больше, чем от чужих.
Он подхватывает её смех, кивая.
— Я тоже.
— Мы не созданы для войны.
— Никто не создан, — шепчет он, обводя пальцем край одеяла. — Я читал Библию.
— Неужели?
— Да. Мне интересно: вера рождается по необходимости или из-за страха? Но потом я задумался, не противны ли Богу подобные мысли, и подумал, что причина, наверное, в страхе.
— Мы все знаем, что являемся грешниками. И неважно, чем мы руководствуемся по жизни, — временами мы забываем о морали. Когда лжём, убиваем, предаём. Мы не совершенны. И нам необходимо знать, что кто-то дарует нам прощение, когда мы сами не в состоянии себя простить.
— Так значит, дело в одобрении?
Она пожимает плечами.
— Знаешь, некоторые утверждают, что раз в мире случается столько плохого, то значит, и Бога нет. Я думаю, он существует, ведь происходит столько всего, что объяснить невозможно. Я смотрела на восходящее солнце, радовалась тому, что двоюродная сестра стала мамой, или думала о том, как некоторые выживают вопреки всему, — и вот пришла к выводу, что там, наверху, что-то есть. Понимаешь?
— Тогда почему происходят плохие вещи?