Ко второй половине третьего дня, не дождавшись того, что Люпин принесёт к двери еду или хотя бы постучит, спрашивая разрешения войти, Гермиона понимает: наверное, Ремус ушёл, как и предупреждал. Она выходит из комнаты на запах готовящегося в кухне обеда, и тут до неё доходит, что в доме остался Малфой. Гермиона чуть не меняет своё решение, но всё же держит путь к кухне.
Садясь за стол, он не удостаивает её взглядом; горящий огонёк красноречиво свидетельствует о том, что в духовке что-то есть. Гермиона осматривает ряд шкафчиков в поисках съестного: она ещё не оказывалась в этом доме и понятия не имеет, где что находится. Малфой мог бы и подсказать, ведь он наверняка понимает, что она ищет. Но он не произносит ни слова.
В шкафу рядом с холодильником Гермиона находит пачку горячего шоколада и решает остановиться на ней. Она вскрывает упаковку и обнаруживает, что порошок слипся на дне в комки, но тем не менее ставит пакет рядом с тостером и включает чайник. Сначала Гермиона собирается стоять к Малфою спиной, но затем решает, что если она хочет покончить с этой ситуацией, ей придётся столкнуться с любыми возможными последствиями.
Когда Гермиона разворачивается, он смотрит в другую сторону, хотя она готова поклясться: он сверлил её взглядом, пока она стояла спиной. Малфой развалился на стуле и кажется слишком большим, чтобы поместиться на нём. Он вытянул вперёд длинные ноги, одна рука покоится на столе, вторая — на колене. Голова повёрнута чуть в сторону, взгляд устремлён на столешницу. На губе красуется красная трещина, и это «заслуга» Гермионы. Вина липким комом застревает у неё в горле.
Он поднимает на неё глаза, всем своим видом демонстрируя понимание того, что она на него пялится. Гермиона тяжело сглатывает под этим пустым взглядом, в котором нет даже узнавания.
— Я не должна была обвинять тебя.
Рука Малфоя скользит по столу, и он не глядя берёт ярко-красную кружку, устроившуюся в сгибе его локтя. Он подносит её к губам, и голос его звучит ровно и глухо.
— Да.
Делает глоток и наконец отводит взгляд от Гермионы, поджимает губы, ставя кружку обратно.
— Я была… не в себе.
— Это мягко сказано.
— Я удивлена, что ты меня не ударил, — Гермиона честна, хотя это не то, что она хотела сказать.
— А я когда-то так делал? — он снова смотрит на неё, по-прежнему склонив голову.
— Ну, в общем и целом… — смущается Гермиона.
— Я был с тобой груб, Грейнджер, но не думаю, что когда-либо бил.
Гермиона глядит на него в ответ, постепенно осмысляя услышанное.
— Ты был готов.
Его губы дёргаются.
— Гораздо чаще, чем ты думаешь. Мне кажется, ты самая несносная девушка из всех, кого я только знаю.
— Близко к истине.
— Неужели?
— Да. А ты самый невозможный человек, которого знаю я, так что… здесь мы равны.
Он молчит.
— Наверное, мне не стоило тебя бить.
— Это было не в первый раз.
Она прищуривается и указывает на него пальцем.
— Не пытайся выставить всё так, будто ты невино…
— В этот раз был.
— Но…
— Знаю, Грейнджер. До того, как тебя накрыло негодование, я хотел сказать, что, наверное, не был удивлён твоими действиями по отношению к себе. Так что можешь прекратить пытаться выдавливать из себя эти полуизвинения, чтобы облегчить вину.