А иногда просто нет той потери, которую ты можешь принять и после которой можешь двигаться дальше. Эти утраты — лишь невзрачный набор писем, отражающий то, что было жестоко украдено у тебя. Иногда это то, с чем ты существуешь, — словно нож в груди, вытаскивая который ты обрекаешь себя на смерть. Ты ходишь, дышишь, живёшь и носишь это в себе — боль в груди, дыру, набитую осколками, пустоту, образовавшуюся в твоём сердце.
Но живёшь. И если ты будешь по-настоящему стараться, то сумеешь обрести покой и найти множество прекрасных вещей.
Гермиона приподнимает подбородок.
— А как насчёт тебя?
— А что насчёт меня?
— Будущее. Счас…
— Сегодня я буду страдать в обществе Уизли. Возможно, куплю телевизор. Завтра я собираюсь увидеться с матерью. В какой-то момент начну ремонт этого дома. И быть может, даже приглашу Поттера помочь, при условии, что алкоголя будет в достатке. Учитывая последние события, полагаю, я буду лицезреть тебя голой и перемазанной разноцветными красками, и ещё я собираюсь трахнуть тебя в каждой комнате. Однажды утром я могу проснуться и быть задушенным тапочками. Однажды могу поддаться военному безумию и прикончить тебя, пока ты будешь выращивать марихуану на моём заднем дворе…
— Сколько раз я должна тебе повторять, это была…
— Может, куплю какую-нибудь одежду. В какой-то момент…
— Я имею в виду настоящее будущее. Что-то дальше двух недель.
— У меня есть какое-то подобие планов, но, Грейнджер, я знаю об этом столько же, сколько и ты. Ничего.
— И ты считаешь, это нормально?
— Это чертовски здорово.
Она прикусывает щёку, разматывая полотенце на голове и пожимая плечами.
— Думаю, мы с этим разберёмся.
— В конечном итоге, да, — крекер замирает на пути к его губам. Гермиона встречается с Малфоем глазами, только сейчас сообразив, что слишком пристально сверлила печенье взглядом.
Драко прищуривается, забрасывает крекер себе в рот и медленно жуёт. Гермиона сладко улыбается, и его глаза превращаются в щёлки.
— Знаешь, что бы сделало меня счастливой прямо сейчас?
— Тебе надо это заслужить, — Гермиона косится на него, и он понимающе фыркает: — Боже, не так. Ты уже пытаешься меня убить? Каким бы великолепным я ни был, Грейнджер, последние двадцать четыре час…
— Великолепным? Да у меня и в мыслях такого не было. Я просто подумала…
— М-м-м. Смотрю, твоя загадочная проблема с давлением снова даёт о себе знать.
— Это потому, что ты меня разозлил.
— Разве это что-то новое?
— Малфой, дай мне крекер.
— Я же сказал: тебе придётся его заработать. Ты должна заслужить своё счаст…
Гермиона бросается за крекерами.
Время: 1
Она слышит шаги за спиной, а потом… возле её бедра появляются его кроссовки. Гермиона не может вспомнить, чтобы Драко носил что-то другое, кроме своих ботинок. Стеклянная дверь отъезжает дальше, и он занимает освободившееся место, тоже свешивая ноги. Она смотрит ему в лицо — его взгляд устремлён на лес. Ей почти не верится, что война закончилась, а Драко по-прежнему здесь.
Она до сих пор слышит в голове его напряжённый и срывающийся голос, умоляющий о чём-то большем, чем они могли получить в тот момент. Его слова вырвались в минуту прощания, лишь только распалив Гермиону. У неё будто заработало второе сердце — там, за её собственным, — появившееся около года назад и с каждым лихорадочным толчком впрыскивающее в кровь эмоции.
Она старалась этому сопротивляться, игнорировать; чувствовала, что Драко и сам пытается вырвать это из неё. Временами она воспринимала происходящее проигрышем, а иногда не сомневалась в победе. Гермиона не может подобрать названия тому, чем они с ним являются, тому, что произошло, или тому месту, куда они движутся. Она об этом не имеет ни малейшего представления, но ей кажется, что это ничего, ведь у неё есть он. Каким-то образом посреди ужасов войны, так много у неё укравшей, Гермиона получила вот это. То, о чём она и помыслить никогда не могла.