— Драко, просто сделай это, — что? Она же ещё ничего не обдумала! Почему часть её разума игнорирует такую реальную угрозу? Почему она не может просто заткнуться?
Похоже, половине её мозга всё это надоело. Прятки, неуверенность, неизвестность, вопросы, боязнь хрупкости их отношений. Какая-то часть неё просто хочет, чтобы Малфой узнал. Часть её — храбрая часть — жаждет, чтобы он всё понял и чтобы Гермиона, наконец, покончила с неопределённостью. В конце концов, это всё равно случится. Драко всё выяснит и, может быть, уйдёт, а может, останется. Это неизбежно; но ей кажется: вероятность того, что он её бросит, несоизмеримо выше, и она не знает, сможет ли сейчас с этим справиться. Достаточно ли она сильна, чтобы открыться и потерять… это.
Она думает: пришло время быть взрослой. Решить проблему логически, но ничто, связанное с ними, никогда не подчинялось законам логики. Этот порыв может оказаться огромной ошибкой. Но Гермионе не впервые так ошибается.
Она вскидывает на него глаза, и он смотрит на неё в ответ. Сквозь нахлынувшую панику она себя спрашивает: неужели прямо в эту секунду он это делает? Но Малфой произносит заклинание, и Гермиона понимает: он давал ей время передумать. Его пальцы едва дотрагиваются до её щеки, и он со стоном отстраняется. Сердце Гермионы делает кульбит.
— Грейнджер, твоя голова сейчас взорвётся от паники.
— Ну, знаешь ли! Там ещё никто никогда не бывал, и мне немного страшно, кто бы это ни делал! — стукстукстук-стук, отбивает её сердце. И когда Гермиона решается сбежать, ладони Драко обхватывают её лицо.
Она невольно встречается с ним глазами и замирает от такого пристального внимания. Ну вот, он снова там. А она ничего не чувствует, не… видит, не знает, на что Драко смотрит. Дыхание перехватывает, её побег срывается, и она раскрывается перед ним. Всё, что он только хочет о ней узнать, находится прямо перед ним — иди и бери, а она даже никогда ничего не узнает.
Он сбежит. Столкнёт её с колен, может быть, грустно покачает головой и быстренько прекратит любое общение между ними, за исключением обсуждения вопросов Ордена. Она буквально видит… Его ладони скользят по её коже, пальцы путаются в волосах, а его горячее дыхание касается её губ. Он же может… слышать, знать всё то, о чём она думает в эту секунду. Возможно, он слышал её мысли. Вот эти. Эти. Его губы изгибаются, и Гермиона выдыхает, поскуливая.
— Расслабься, — бормочет он.
Ему легко говорить. Она ещё ни разу в жизни не была так уязвима, а он хочет, чтобы она расслабилась? Да как такое вообще возможно? Почему она на это согласилась? Чем иметь дело со всем с этим, было бы намного проще, если бы Малфой решил, что она ему не доверяет. Гермиона могла бы загладить своё недоверие. Но это? После такого нет возврата назад. Это… Господи, он же может слышать её мысли, надо прекратить думать. Гермиона напевает про себя колыбельную, и его большие пальцы поглаживают её скулы. Он, наверное, понял, что с ней сейчас происходит, потому что его губы снова и снова дёргаются.
Гермиона тянет руку, чтобы обвести его синяки, коснуться припухлостей.
— Я в порядке. Ты меня отвлекаешь.
— Прости, — бормочет она, краснея, и отчаянно старается перестать беспокоиться или чувствовать что-то ещё, связанное с ним. Она убирает с его глаз шелковистую прядь и опускает руку на его грудь, думая о красках и оттенках.
— Ты можешь моргать.
Она подчиняется, чувствуя себя глупо от того, что всё это время не мигала. Да она чувствует себя по-дурацки из-за всей этой идиотской ситуации, ей остаётся только надеяться… Гермиона прищуривает увлажнившиеся глаза, по-прежнему чувствуя сухость, и вспоминает Элвиса, Рай и Комнату в джунглях, чтобы сформировать мысль.
— Прекрати двигать глазами.
Забывшись, она слегка дёргается. Его лицо неуловимо меняется, и она невольно вглядывается в изменения. Похоже, не весь её мозг занят происходящим. Ей приходится довольствоваться его глазами, и пусть это очень милые глаза, те самые, в которые она слишком часто смотрит, ей нелегко так таращиться. Немного странно сидеть здесь и пялиться друг на друга в полной тишине. Взгляд Малфоя напряжённый, но несколько расфокусированный, ведь он смотрит в неё, а не на неё. Это волнительно… не говоря уж о том, что она слишком нервничает, чтобы усидеть на одном месте.
Он сводит брови вместе и секунду спустя после того, как она подавляет в себе желание разгладить эти морщинки, говорит:
— Через мгновение сможешь трогать меня, где только пожелаешь.
Она краснеет, стараясь утихомирить ту свою часть, которая загорается надеждой, что, похоже, Драко не наткнулся на нечто излишне… эмоциональное. Она не в состоянии сдержать ошеломляющее желание прикоснуться к нему. И его комментарий способствует отнюдь не мыслям о том, как она дотронется до его лба. Гермиона замечает, как Малфой прищуривается и ухмыляется, когда перед её внутренним взором проносится поток пикантных образов, который она не в силах остановить.
Она стонет от смущения, но захлёбывается воздухом, потому что в мозгу появляется… её собственное изображение. Она сама, нагая, спина выгнута, рот открыт в крике. Одна рука Драко обнимает её за талию, а вторая ласкает её грудь, пока они оба двигаются в едином ритме. Светлая прядь мешает обзору, но Гермиона понимает, что это эпизод из отеля, имевший место несколько месяцев назад, в ванной. Это воспоминание Драко, и его дыхание слышнее её собственного, он притягивает её к себе, и её лицо приближается.
В его воспоминании она совсем себя не контролирует, как это и запечатлелось в её памяти, но видеть это так странно. Наблюдать именно с его точки зрения, то, как это отпечаталось в его голове. Это его воспоминание, его рассудок, и это такие личные переживания… интимные. Словно Гермиона может коснуться той его части, которая всегда казалась ей недоступной, и пусть показанное не является чем-то эмоциональным или глубинным, но она поражена. Она ждёт, что Гермиона из воспоминаний откроет глаза, но картинка гаснет.
Драко, настоящий Драко, стонет и, обхватив её рукой, подтаскивает повыше. Гермиона инстинктивно трётся об него, и он с новым стоном подаётся ей навстречу. Ей приходит в голову, что он может испытывать некое подобие её ощущений поверх своих собственных. Гермиона и так-то с трудом сдерживается, что уж говорить о контроле, если бы она чувствовала за двоих.
Ещё один образ врывается в её мозг: её тело перегнуто через спинку кресла, на котором они сидят, а Малфой вбивается в неё сзади. Картинка такая живая, что Гермиона едва не убеждает себя, что просто позабыла об этом, но она знает: это не воспоминание, а план. Она не понимала, что трётся об Драко, пока он не стискивает её бёдра, заставляя остановиться.
— Дай мне ещё секунду, — он практически давится словами, и Гермиона старается успокоиться.
Она досчитывает до сорока трёх, когда Малфой целует её, и с готовностью отвечает ему, обнимая за шею. Гермиона на несколько секунд теряется в ласке его рта, прежде чем её рассудок полностью к ней возвращается.
— Что ты…
— Я знал, что ты думала и чувствовала в те минуты, и увидел твои воспоминания о прошлой ночи. Вот и всё.
Похоже, он действовал очень осторожно, чтобы не подсмотреть что-нибудь лишнее. Потрясающе — удача-снова-на-её-стороне — осторожно. Слава богу, что он не увидел слишком многого, и спасибо ему за уважение её приватности. Всё было бы совсем по-другому, наткнись Малфой на что-нибудь, и Гермиону накрывает волна облегчения. Она целует его, чувствуя успокоение, признательность и возбуждение, а затем отстраняется.
Драко недовольно рычит, но её любопытство слишком велико.