Иногда так легко забыть о том, как должен пахнуть этот мир, пока снова не окажешься на свежем воздухе. Дышать вдруг становится проще.
В доме, наконец, перестало вонять плесенью, частично из-за того, что прошлой ночью не было дождя. После ужина они все вышли на улицу, чтобы освежиться после знойного дня. Ветер стал прохладным, в воздухе запахло дождём. Было видно, что над деревьями собираются облака, доносились раскаты грома, сверкали молнии, но до них гроза так и не добралась.
— Гермиона? — она поворачивается — в дверном проёме стоит Гарри. — Я приготовил завтрак, но все отказываются его есть, пока пробу не снимешь ты.
— Почему?
— Они решили, что я не буду травить свою лучшую подругу.
Гермиона усмехается, с тоской глядя на недокрашенную стену.
— Я никогда раньше не видела, чтобы ты готовил.
— Я был совсем как Вулфпак (2), или как там его зовут. Это было восхитительно. Ты бы трепетала от восторга.
Она замирает и прищуривается.
— Ты всё сжёг, да?
— Завтрак получился с дымком.
День: 1523; Время: 9
Они с Драко занимаются малярными работами в полной тишине. Это почти терапевтическое занятие: взмахи кистью и повторяющиеся действия. Гермиона по-прежнему остро ощущает его присутствие, впрочем, как и всегда, когда он оказывается поблизости. Она косится на Малфоя, но может разглядеть только его спину и пальцы, обхватившие рукоятку. Гермиона ведёт взглядом по его плечам, отмечает ткань его футболки, то и дело облепляющую тело, прослеживает движения запястья. Малфой слишком долго окунает кисть в банку с краской, стоящую на середине комнаты, и ей кажется, что он и сам за ней наблюдает.
— Я, Капитан Задрот, настоящим постановляю: не бывать здесь больше фиолетовому цвету! — выкрик где-то дальше по коридору сопровождается смехом, слышимым во всём доме.
Даже во время завтрака, переживая похмелье и приятно поражаясь кулинарным умениям Гарри, эта пятёрка хохотала так, будто всё увиденное — это самое забавное, что только им встречалось. Гермиона не уверена, что когда-нибудь слышала столько смеха в убежище. А если и было такое, она не может припомнить, когда именно. Может быть, когда Фред и Джордж с хитрыми и весёлыми улыбками носились вокруг с карманами, полными всяких приколов, занятые очередными проделками? А может, когда она ещё думала, что война продлится от силы год и смертей будет совсем немного. Когда она ещё никого не убила, Драко Малфой был где-то заперт в клетке, а все эти мерзости ей встречались лишь на страницах книг.
Эти ребята смеялись так легко. Так беззаботно относились к жизни, словно она им нисколько не тяжела. Погас свет — а они начали какую-то игру. Гермиона уронила горшок — они даже не вздрогнули. Не отправились проверить, кто пришёл, когда в коридоре скрипнули половицы, не закрыли окна на ночь — они не боялись ничего. Вообще не знали войны. После обучения их две недели назад отправили в убежище, обязав заниматься доставкой. Всё, что они знали о войне, — это запечатанные папки, магглы, ветхий дом и список убитых, раненых и пропавших без вести, который для них ничего не значил.
— Грейнджер, ты выглядишь так, будто только что съела конфету со вкусом рвоты.
Гермиона так быстро поворачивает голову вправо, что хрустит шеей. Малфой оглядывает её, ставит банку с краской рядом со своей ногой и чуть подталкивает в сторону Гермионы.
— Вовсе нет. Я задумалась об аврорах.
— А.
— А?
Малфой косится на неё.
— Никто не говорит «а», при этом ничего под этим не подразумевая. Имеется в виду, например, «А, так я был прав» или…
— Тебе горько.
— Что?
Он смотрит на неё так, словно она заявила, что они красят комнату в оранжевый цвет, и её пальцы начинают подрагивать.
— Тебе горько, потому что они не столкнулись с войной. А если и столкнулись, то не слишком сильно.
— Нет…
— Ты злишься, Грейнджер, хотя не думаю, что ты в этом признаешься. У них ничего не отобрали. Ни друзей, ни семью… ни их самих. Они ведут себя так, будто это не такая уж большая важность, и тебя это бесит. Война их не особо затронула, и возможно, так и останется, и…
— Ты ошибаешься. Я рада, что им не пришлось стать частью этой войны. Рада, что им не пришлось… Не пришлось узнать её. Никто не должен этого знать.