— Что? Нет.
— Грейнджер, если это так смешно, я хочу на это посмотреть.
— Это не настолько смешно, и уверяю тебя, если попробую изобразить я, это будет смущающе и нелепо. И делать этого я, кстати, не собираюсь.
— Почему?
— Я не танцую.
— Чушь. Я видел тебя на Святочном Балу.
— Я имею в виду, не танцую так, — ей в голову приходит идея танца с ним, но она быстро отметает её. Гермиона либо выставит дурой себя, либо лопнет от смеха над его попытками.
Драко смотрит на неё раздражённо, но ответить ему мешает громкий стук. Они оба настороженно смотрят на дверь Энтони, но тут за стенкой раздаётся женский стон. Гермиона моргает и переводит взгляд перед собой, а Драко ёрзает и откидывается на спинку дивана. Она не знает, перестанет ли она когда-нибудь чувствовать себя неловко при звуках чужого секса, и неважно, сколько раз сама им занималась.
— Почему ты не сказал мне, что это был Крэбб? — существует дюжина способов отвлечься от происходящего за стенкой, но это первое, что приходит Гермионе в голову.
Плечи Драко приподнимаются: то ли он так медленно ими пожимает, то ли долго выдыхает и наклоняет голову вбок. Шейные позвонки громко хрустят, и Малфой встречается с ней глазами.
— Это имеет значение?
— Может быть, нет, — потому что знание того, кто это был, случившегося не изменит. — Как?..
Она не может договорить вопрос, и наверное, Драко понимает почему. Потому что знает, о чём Гермиона спрашивает:
— Авада. Это было быстро.
Он врёт. Или, по крайней мере, ей так кажется. Гарри обмолвился, что гроб Невилла во время прощания был закрыт. Может быть, таково было желание его бабушки или его собственное, но скорее всего, причина крылась в состоянии тела. Гермиона не уверена, что хочет знать подробности, боясь всех тех образов, что у неё возникнут, поэтому не давит на Малфоя. Вместо этого она отворачивается от его спокойных глаз — он не собирается менять свой ответ, и за это она благодарна больше, чем за то, что вообще спросила.
— Я хотела убить его, — шепчет она, будто признаваясь в чём-то постыдном, и пялится на свои вспотевшие ладони. — Я никогда никого по-настоящему не ненавидела. Ненависть такое привычное слово, казалось, она вышла за все пределы. Был один момент, с Симусом… после его гибели, но человек, убивший его, уже был мёртв. Когда я смотрела на Крэбба, было так же или даже, наверное, хуже.
Она стискивает край футболки и чувствует на себе взгляд Драко.
— Грейнджер, ненависть к нему оправдана.
— Знаю. Но это была не битва. Это была не ненависть к нему в попытке защитить себя. Он стоял посреди Министерства, в оковах. Мне было плевать, что он не мог за себя постоять. Я хотела сделать… много чего плохого. И до сих пор хочу. Меня так захлестнули… темнота, живущая внутри, ярость и ненависть, что я больше ни о чём не могла думать.
— Он убил Лонгботтома. И неважно, что в тот момент сам оказался беззащитен. Он по-прежнему Пожиратель Смерти, и по-прежнему остаётся факт: он сделал это, даже не задумываясь. И какая разница, были мы на поле сражения или нет.
— Ты так думаешь? Разве не должно быть черты, Драко? Между убийством людей в целях самозащиты и убийством потому, что ты их ненавидишь? Пожиратели убивают из-за ненависти. Но не мы. Не я. Это не должна была быть я. Я должна верить в систему правосудия. Так было всегда. Крэбб отправится в Азкабан…
— И получит Поцелуй.
— Да. Он заплатит, и я это знаю, но в тот момент мне было всё равно. Мне казалось, я должна так поступить… Я хотела этого. Никогда прежде я не испытывала столько ненависти. Это меня пугает. Я знаю, что потом он заплатит своей душой, но… Когда мы в первый раз выпускаем это заклятие, в нас проникает мрак. Я могла оправдать убийство тем, что по-другому просто не сумею выжить. Но это стало бы местью, ненавистью и… Меня пугает то, как быстро та темнота затмила собой… всё.
Они замолкают. Стук в дверь прекратился, хотя музыка орёт по-прежнему. Гермиона не понимает, почему призналась Драко в подобном, но она уже привыкла к такой искренности. Малфой никогда её за это не осуждал. Может быть, дело в его прошлом, в том, что он делал сам, но он никогда не выказывал удивления и не заставлял её испытывать стыд.
Малфой откашливается, и она поднимает на него глаза, но он смотрит в темноту ночи за окном.
— Есть лишь несколько человек в этом мире, которые в состоянии смотреть на того, кто убил их близких, и не желать сотворить с ним то же самое. Это часть человеческой сущности, а не привнесённое извне зло. Попытка убить человека не ради выживания или не по причине оправданной ненависти, вот это зло. Та темнота, которую ты почувствовала, не была спровоцирована попыткой спастись, Грейнджер. Её создали они.
— Но я…
— Нет никаких «но». Я бы решил, что ты рехнулась, не испытай ты подобного. Ты не хочешь убить абстрактного Пожирателя Смерти только лишь потому, что это Пожиратель, а ты их всех ненавидишь. Если они встретят тебя, в бою или нет, то без раздумий убьют или замучают. Ты жаждешь чьей-то смерти, чтобы отплатить за убийство друга? Это не зло. Это не делает тебя плохим человеком. Это делает тебя нормальной.
— Но сейчас уже почти все на этой войне, с обеих сторон, лишились из-за врагов кого-то близкого. Так не оправдывает ли это ненависть вс…
— Пожиратели Смерти, — Драко поворачивается к ней и эмоционально тычет пальцем в сторону окна, — пойдут и убьют маггла просто так. Это никак их не оправдывает. Грейнджер, никто из них не убивает нас, защищаясь. Не убивает нас потому, что мы убили их любимых. Это лишь ещё одна причина. Они уничтожают нас из-за крови. Грязная кровь, предатели крови. Всё дело в ней. Мы совершенно на них не похожи, как бы сильно ни хотели видеть их мёртвыми.