Читать книгу «The Fallout (ЛП)» онлайн.

Это не кажется ни честным, ни правильным. Оставшееся после него должно было занять целый остров. Весь мир обязан был остановиться, признавая эту потерю. Это же жизнь, человеческая душа, хороший человек. Это был Джастин. Как такое возможно, что его место во Вселенной ограничилось тремя коробками? Что его жизнь так ужалась? Почему он просто не вознёсся на небо?

Это жестоко. Так же жестоко, как тогда, когда она зашла в комнату Невилла и нашла на его комоде книгу о религии. Лента отмечала место, где он остановился, — Судилище Христа, и вот тогда Гермиона почувствовала это. Гнев на Бога, на этот мир, на саму себя, на всё.

Три коробки.

День: 1469; Время: 14

Она прячется в темноте своей комнаты в течение двух дней. Горе и чувство вины настолько непомерны, что Гермиона боится, что никогда больше не сможет прийти в себя.

День: 1469; Время: 17

Они хоронят Симуса в Ирландии, под ярким солнцем, в зелени холмов. Гарри окаменел рядом с ней, поглощённый собственным осознанием вины, а они с Дином смотрят друг на друга поверх гроба. Родных Симуса шатает от горя, и плач становится только громче, когда волынки затягивают скорбную песню. Гермиона вглядывается в мать Симуса, желая, чтобы та подняла голову, посмотрела на неё. Обвинила, накричала, возненавидела.

Орден и Министерство никогда не сообщают семьям обстоятельства смерти. Никогда не предают гласности ни деталей произошедшего, ни данных операции. Но наклонившись к пепельной щеке, Гермиона признаётся матери друга: «Симус — герой. Он умер, спасая мою жизнь». Она ожидает истерику, всплеск ненависти, но происходит кое-что похуже. Объятия: эта женщина, рыдая, крепко прижимает её к себе. Гермиона едва не взрывается от захлестнувших сожалений, вины и горя.

Она разговаривает с ним в своих мыслях. Пытается объяснить, насколько сильно ему благодарна, но слова бесполезны. Гермиона всегда отлично знала силу слов. Слов, что несли знание, что могли вызвать смех или слёзы, что возрождали её к жизни и разрывали на части. Слова обладают невиданной мощью. Но нет ни единого слова — предложения, книги — которое могло бы выразить её глубочайшую признательность, величину неоплатного долга, тяжесть горя и несмолкающие сожаления.

День: 1469; Время: 23

— Мне кажется, невозможно перестать сожалеть об упущенном моменте.

— Что? — Гарри улыбается — Гермиона слышит это по его голосу, но когда она поднимает голову, от веселья друга не остаётся и следа.

— Каждый раз, когда кто-то умирает, я думаю о последней встрече с этим человеком. Мне сразу приходит это на ум. И всякий раз это всё как-то не так. Мне кажется… Мне стоило чаще говорить «я тебя люблю», «спасибо», стоило сказать, как сильно я беспокоюсь. Я должна была больше смеяться и обнимать.

— Но мы же не можем знать… Я хочу сказать… — Гарри замолкает и пожимает плечами.

— Я понимаю. Чаще всего мы не знаем, что эта самая минута — последняя. И как только это происходит, я каждый раз думаю: когда же я перестану цепляться за все эти мелочи. Когда начну радоваться жизни и людям, которых люблю… Но я забываю. Из всего того, что хранится в моей памяти, больше всего я ненавижу тот факт, что забываю.

Гарри барабанит пальцами по стене, и Гермиона отвлекается от фотографии, запечатлевшей какую-то гриффиндорскую вечеринку.

— Это не совсем нормально: каждый раз думать, что сейчас ты видишь человека в последний раз. Сомневаюсь, что в этом случае мы сумеем сохранить рассудок.

— Гарри, я не знаю, что хуже. Я…

— Последняя встреча всегда будет казаться недостаточно хорошей. Неважно, что произошло, ведь это не изменит того факта, что потом человек умер. Гермиона, она всегда кажется какой-то ущербной.

— Да, но… Я просто хочу, чтобы всё было по-другому, — Гермиона замолкает, задумчиво пощипывая кончик носа. — Я продолжаю их видеть. Продолжаю видеть Джастина, смотрящего на меня с таким же испугом, как и в тот раз, когда он рассказал о своём будущем отцовстве. Теперь у него никогда не будет возможности узнать, каким удивительным…

— Гермиона…

— Невилл, с этими дурацкими штанами и…

— Эй…

— Симус. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу Симуса. Он умер… на моих руках и ради меня. Люди рисковали ради меня, убивали, но Симус погиб не за то, за что все мы сражались… а за меня, Гарри! За меня. А я… — Гермиона сглатывает, давится, крепко сжимает губы и машет ладонью, словно отгоняя всё то, что мешает ей говорить. — Никогда ещё в своей жизни я не испытывала такого чувства вины. Я с ним поругалась, предала его, не сделала вид, что понимаю. Не обняла его, не поблагодарила за то, что он вернулся, я…

— Прошу тебя, Гермиона, ты не можешь…

— Я не сделала ничего. Даже не простила его. Что же я за человек после этого, Гарри? Кем же я стала, раз…

— О, Гермиона, перестань. Не надо…

— Это война, и я должна была знать. Должна была сказать ему, что он мой друг, что я за него беспокоюсь, и не заставлять его чувствовать… чувствовать… Он отдал свою жизнь в обмен на мою. Почему мы совершаем такие глупые поступки? Я люблю жизнь и сражалась за неё, но каждый день я жалею, что он так сделал. Я очень, очень жалею…

— Замолчи, — шепчет Гарри, качая головой, и притягивает её к себе. Гермиона сопротивляется, но он лишь сильнее стискивает её и что-то бормочет ей в волосы, но она ни слова не слышит.

Его тоже трясёт, потому что он всё понимает. Ведь Гарри Поттер знает, каково это, когда ради тебя погибают другие люди. Именно он позвал их с собой, и люди расплачивались жизнями за то, чтобы он уничтожил Волдеморта. Возможно, всякий раз утешая Джинни, Гарри видит, как Фред принял предназначавшуюся ему смерть. Всякий раз, когда он смотрит на любого из семьи Уизли или садится за стол напротив пустого стула. И вспоминает.