— Лав, Лаванда… Лаванда! — Гермиона кричит, не заботясь о громкости, — сейчас она в последнюю очередь думает о собственной смерти.
— Гермиона… — у Лаванды вырывается мучительный всхлип. — Я не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу…
— Знаю, знаю. И ты поправишься, ясно? — шепчет Гермиона и тоже плачет, гладя подругу по волосам. Светлые пряди прилипают к её окровавленным пальцам, пока она копается в своём кармане свободной рукой.
— Я… Ты… будешь…
— Замолчи, Лаванда… Не делай этого. Не смей, — Гермиона достаточно долго принимала участие в сражениях, чтобы понять, когда кто-то собирается прощаться, и она не собирается выслушивать Лаванду, потому что всё это неправда. Просто не может быть на самом деле.
Лаванда давится слезами и мрачными мыслями. Её голос похож на детский — на тот, которым она говорила на первом году их обучения, когда война была ещё так далеко, а они все скучали по своим мамам.
— Мне страшно.
— Для этого нет причин. Нет причин… Чёрт! — вскрикивает Гермиона, вытаскивая свёрток с ненужными сейчас портключами и снова запуская руку в карман. Её пальцы дрожат, а тело немеет от накатившей паники.
— У тебя будут дети, ясно? Дети, и свадьба, и они будут… Лав, есть столько всего, ради чего стоит сражаться.
— Я просто…
— Обещай мне, что будешь держаться, ладно? Поклянись, — Гермиона в бешенстве отшвыривает второй свёрток, злясь, что портключи в больницу она положила на самое дно — ими пользовались реже всего. «Но нужны они гораздо больше всех прочих», — мелькает в её мозгу.
— Нужны больше всего.
Лаванду трясёт у самых колен Гермионы — сквозь собственную сосредоточенность на нужном свёртке она слышит булькающие звуки. Она пальцами впивается в челюсть Лаванды и поворачивает её голову, чувствуя, как по коже стекают пища, рвота или слюни. Голова Лаванды дёргается из стороны в сторону, и лишь секунду спустя Гермиона понимает, что это дрожат её собственные руки.
Она хватает Лаванду и всовывает ей в ладонь портключ, стискивает её пальцы и вдавливает кулак ей в живот. Гермиона наклоняется, прижимается лбом к её волосам, губами — к её мокрому от слёз и крови виску.
— Держись, и богом клянусь, ты больше никогда не увидишь эту войну, — шепчет Гермиона и отскакивает, чтобы водоворот аппарации не засосал их обеих.
Её рыдания и дрожь стихают, но она по-прежнему стоит на коленях, пока небо не озаряет оранжевая вспышка. Это сигнал о том, что дом очищен. Ещё один сноп искр разрывает темноту. Гермиона понимает: будь здесь поблизости Пожиратели, они бы уже давно нашли её, так что она тоже выпускает сигнальный луч, лишь с третьей попытки поднявшись на ноги.
— Мы нашли трёх узников: двое гражданских, один аврор, — прорываясь сквозь туман её мыслей, голос Симуса звучит громко и твёрдо.
Гермиона делает глубокий вдох и берёт себя в руки. Лаванда выживет — она должна.
— Обыщите ещё раз.
— Уже сделали, — на этот раз отзывается Джастин, он приближается, и слышно его становится всё лучше.
— Ты отправил… — Гермиону озаряет вспышка света, и она замолкает — в трёх метрах от неё стоит Драко.
— Мерлин, — захлёбывается женский голос. Наверное, это Маргарет.
Взгляд Малфоя напоминает о тех секундах, когда она сама вслушивалась в молчание Лаванды. Гермиона знает: он почувствовал что-то плохое. Настолько плохое, что быстро идёт прямо к ней, чтобы обследовать её в темноте наощупь.
— Я в порядке.
— Чёрта с два ты в порядке! Немедленно отправьте её в Мунго! — орёт Симус, но Гермиона не сводит глаз с лица Драко.
— Плечо, прикусила язык, Режущее заклятие в спину. С этим мы можем справиться и дома.
— Где Браун? — достаточно посмотреть сначала на неё, а потом на землю, где валяются портключи.
— В больнице. Она… — Гермиона трясёт головой, стараясь справиться с эмоциями.
— Она мертва? — уточняет Маргарет — для неё это всего лишь ещё один труп.
— Нет! Нет, но она… Ей сильно досталось, — всхлипывая, Гермиона пытается откашляться, но лишь сильнее пугает друзей.