— А разве мы все не измеряем нашу значимость тем, что о нас думают наши друзья и члены семьи? Тем, чем мы являемся для других людей?
— Я бы давным давно заавадился, — тянет Драко, и Гермиона понятия не имеет, как его ответ может вызывать смех, но всё же не может удержаться и хихикает. Малфой вознаграждает её слабой улыбкой, и она, наклонив голову, продолжает свою мысль:
— Очень большая часть меня принимает во внимание то, что думают обо мне мои друзья, — я это признаю. И не знаю, изменится ли это когда-нибудь. Но есть и другая часть, которая несмотря ни на что гордится тем, кто я есть, — именно поэтому я так «люблю командовать», пусть это никому и не нравится. Именно поэтому я хорошо училась, хотя это было совсем не круто.
— У тебя, конечно же, ни с одним из этих пунктов проблем не было, — Малфой ухмыляется, и Гермиона в отместку бросает в него пакет с попкорном — кукуруза разлетается по его коленям и дивану. Малфой хватает пригоршню угощения — Гермиона недовольно пыхтит, а Драко смеётся.
— Я наблюдала за Гарри в школе. И могу только предполагать, как плохо ему было во время войны. Он из тех людей, кто, прочитав список пострадавших, винит себя за каждую жертву — и ты должен это понять. Рон и я, взрослея, просто знали: мы всегда будем рядом с ним. И потребовалось время, чтобы это перерасти.
— У тебя ещё не до конца это получилось, Грейнджер.
— Может быть. Но я понимаю, что все мы выполнили свою задачу и, возможно, сражались даже больше, чем он. Но это ни в коей мере не означает, что Гарри отдал себя этой войне меньше других. Он заслуживает…
— А я и не говорил, что это так.
Гермиона пожимает плечами и подходит ближе к жующему попкорн Малфою. Он прищуривается, наблюдая за ней, и она замечает, как его пальцы стискивают пакет.
— Я лишь хочу, чтобы ты знал: я была честна, когда говорила о том, что мне плевать на историю. Я хочу быть частью будущего, я впишу своё имя туда.
— Освободив домовиков, поработав волонтером в Африке, возглавив Министерство, усыновив больного ребенка, изобретя лекарство от сумасшествия и от как минимум ещё тридцати пяти различных заболеваний — и это только в течение первых десяти лет?
Гермиона широко улыбается.
— Ты так хорошо меня знаешь, — ей кажется важным повторить это снова — ей до сих пор не даёт покоя вина за её недавние слова.
Малфой хмыкает, и едва Гермиона делает стремительный рывок, вскидывает руку с пакетом над головой. Она падает вперёд и, стараясь сохранить равновесие, резко выставляет ладонь, упираясь Драко в лоб. Встав коленом на диван сбоку от Малфоя, Гермиона тянется вверх, но он тут же со смехом опускает руку, и она недовольно ворчит.
— У тебя нездоровая страсть к съестному. Господи, сколько уже раз мы с тобой…
Её мозг мгновенно вычленяет упоминание маггловской веры. Гермиона улыбается, ведь это её влияние.
— Думаю, будет справедливо отметить, что мы оба буквально одержимы…
— Неа, мне просто нравится что-то жевать, а вот ты ради еды бросаешься в атаку, — её попытки перехватить его кулак оказываются бесполезными. — Что касается одержимости, полагаю, у тебя…
— Драко, да ладно тебе, это же последний, и я…
— Прошу прощения, неужели я создаю впечатление, что меня можно пронять такими идиотскими…
— Ты поделишься…
— …и угрозами?
— Малфой.
— Ты… ты только что скулила?
— Нет, — Гермиона заливается румянцем и падает на диван рядом с Малфоем, следя глазами за тем, как он перехватывает пакет другой рукой, держа его подальше от неё.
— Я никогда не слышал, чтобы ты скулила, — весело заявляет он. — Ну, кроме как…
— Закрой рот.
Но в голове у Малфоя уже возникла идея: он нахально смотрит на Гермиону из-под полуприкрытых век, а от этого взгляда её дыхание всегда немного убыстряется.
— Знаешь, ты можешь получить его обратно, если заслужишь.
Гермиона быстро понимает, что к чему, — как-никак она всегда соображает быстро.