Его челюсти то сжимаются, то разжимаются — кожа на висках ходит ходуном. Малфой поворачивает голову и смотрит на занавешенное окно. Из палаты Гарри виден двор больницы — откуда за Поттером не могут шпионить журналисты, но окна Драко расположены на фасаде. Наверное, Малфой ни разу не раздвигал шторы.
Она проводит с Малфоем еще минут пятнадцать в угрюмой тишине — и всё это время старается завести хоть какой-нибудь разговор, но Драко либо ограничивается короткими репликами, либо вовсе хранит молчание.
День: 1437; Время: 15
— Твой шрам исчез.
— Что? Нет. Нет, он просто стал менее заметным.
Не сводя глаз со лба Гарри, Гермиона осторожно приближается к больничной кровати, пока не убеждается, что это правда.
— Странно.
— Думаю, это произошло, когда я его убил. Мне казалось… будто я мог его чувствовать. Моя голова просто… взрывалась. Это была самая сильная боль, которую я когда-либо испытывал, и я рухнул на колени. Думал, что умру. Что… что вдруг я не смогу жить без его частицы внутри меня. И что вся эта параноидальная болтовня Грюма о крестраже во мне, в конечном счете, оказалась правдой.
— Это было ужасно.
— Было. Было, Гермиона. Даже не могу описать насколько. Я отключился, а придя в себя, увидел Рона, который лежал неподалёку. И, думаю, единственная причина, почему я снова сразу не вырубился, заключается в том, что я ждал: вот Рон шевельнётся, и я пойму, что он жив. Едва он закрыл глаза, как я сделал то же самое — и очнулся уже здесь.
От этих откровений голова у Гермионы кружится. Она не может перестать думать о том, почему Пожиратели не забрали Гарри. Поддавшись психозу, она задаётся вопросом: может быть, Люпин скрыл смерть Рона? Скормил ей эту историю про плен, чтобы ей было не так плохо? Но нет — Ремус всё бы ей рассказал в тот раз, когда она вернулась и накричала на него. Люпин бы не позволил ей сохранить надежду.
И вдруг перед её внутренним взором предстаёт одна-единственная картина: Гарри и Рон, распростёртые на земле в паре метров друг от друга. Окровавленная одежда, трясущиеся от усталости тела, зелёные глаза, всматривающиеся в синие, — обоюдная попытка удержаться в сознании и убедиться, что твой друг жив. И Гермиона не знает, что ещё могло бы лучше охарактеризовать её мальчишек в конце этой войны.
— Ты выжил.
Гарри кивает и выдыхает — наверное, он пока не до конца это уяснил. Бóльшую часть своей жизни он прожил в сгущающейся тени Волдеморта и с осознанием того, что может в любой момент погибнуть — от той же палочки, что убила его родителей. Всё, что знал Гарри, — это опасность и угрозы, он так долго существовал под их гнётом, что, скорее всего, сейчас гораздо хуже Гермионы представляет, как жить дальше.
Они проводят время за ничего не значащей болтовней, и когда Гарри интересуется, как себя чувствуют остальные, Гермиона начинает нервничать. Она почти уверена: сейчас последует вопрос о Драко, но что именно отвечать, она не знает.
— Ты виделась с Малфоем?
— Да, — Гермиона задерживает дыхание.
— Передала ему мои слова?
— Да.
Гарри не спрашивает, какой была реакция Драко, — вероятно, он понимает, что вряд ли хорошей. Вместо слов он упирается взглядом в бледнеющие полоски света, заметные сквозь щели в шторах, и в течение нескольких ударов её сердца хранит молчание.
— Знаешь, я убил Люциуса Малфоя, — теперь всё встало на места: и его извинение, и ярость Драко.
— Ясно.
Гарри слегка качает головой.
— Он… схватил Рона. Думаю, Рон потерял палочку, и Люциус… пытал его. Именно он оставил этот порез на его лице. Обратила внимание?
— Да, — собственная ложь ранит Гермиону.
— Я сражался с двумя Пожирателями Смерти, слева подбирался ещё один. И я ничего не мог сделать. Рон стоял там, прислонившись к дереву, ждал смерти, а я не сделал ничего.
— Ты не мог, Гарри. Если бы ты попытался, погиб бы сам, даже не добравшись до Люциуса. А Рон жив, — так ли это? Так ли? Так ли? — и незачем винить себя в том, что даже не произошло.
— Знаю. Я это знаю. Именно поэтому и не чувствую никакой вины. Чувствовал бы… Я имею в виду, если бы что-то случилось.
— Но ты его всё же убил.
— Малфой… Драко Малфой. Я глянул мельком и заметил его. Он держал в кулаке отцовскую палочку, направив свою на Люциуса. Они о чём-то говорили, но о чём именно — не знаю. Драко… его рука дрожала. И я вспомнил Астрономическую башню, потому что картина была та же. Малфой — перед тем, кого должен, но не может убить. Он не мог этого сделать. Я видел.