— Это ты так сейчас говоришь, а потом, может, ещё захочешь повернуть прошлое вспять.
— Я не настолько пессимистичен.
— Гарри победит, — тихо произносит Гермиона, и когда оба мужчины переводят на неё глаза, повторяет громче: — Гарри победит.
День: 1415; Время: 15
Свою тревогу Гермиона выплёскивает на Драко, но кажется, он понимает, что его ждёт, когда она начинает спорить по поводу преимуществ газировки над тыквенным соком — несмотря на своё согласие с ним. Гермиона быстро переходит на личности, Драко отвечает ей тем же, и она до такой степени теряется в своей злости, что они начинают орать друг на друга прямо посреди гостиной, а она не может толком вспомнить, из-за чего именно так завелась. Тем не менее этот всплеск приносит некоторое облегчение и даёт выход страхам, и всё же чем больнее они стараются друг друга задеть, тем больше Гермиона жалеет о затеянном скандале.
Она отпускает один-единственный комментарий по поводу инцеста, и Малфой с рычанием вскидывает руки. Он отворачивается, но, сделав пару шагов, меняет своё решение и следует за Гермионой. И уже две минуты спустя — когда Драко прикусывает зубами её плечо, а она сама, ударяясь спиной о входную дверь, с остервенением чертит ногтями дорожки на его шее, — Гермиона забывает о своих сожалениях.
Теперь она понимает, почему люди отзываются о примирительном сексе как о чём-то хорошем, — ведь так оно и есть. А Гермиона только что обнаружила ещё одну причину для ссор с Малфоем.
День: 1417; Время: 3
Все они столпились около дерева. Одну девушку колотит так сильно, что у неё никак не получается перестать бить себя руками по животу. Вторую тошнит на снег, парень стоит с жёстким выражением лица, но его бегающие глаза выдают нервозность. Ещё один мальчик безжизненно замер чуть левее — он лишь быстро дышит, пока друг трясёт его за плечо и кричит что-то, чего Гермиона разобрать не в состоянии.
Кто-то называет их свежей кровью. Кто-то — новичками, а кто-то — идиотами. Думая о своих собственных поступках, она не может согласиться с Драко, который утверждает, будто храбрость и глупость идут рука об руку, но сейчас, глядя на этих ребят, она это ясно понимает. Она смотрит на них и спрашивает себя: какими дураками надо быть, чтобы присоединиться к этой войне? И улыбается при мысли о том, сколько же надо иметь храбрости, чтобы так поступить.
Когда она была младше, отвага считалась одним из наиболее важных качеств. При должном размышлении Гермиона понимает: она так думала потому, что за это ценили её саму, и смелостью хотели обладать многие. Однако теперь она жаждет, чтобы как можно меньше людей было наделено этим свойством. Особенно новоиспеченные взрослые — дети, миновавшие совершеннолетие.
Она будто видит собственное отражение в зеркале, искажающем её облик. Ошибочные цели, борьба с порывом сбежать, озноб, дикая паника, затмевающая здравый смысл и заставляющая обращать внимание лишь на дым и крики. Это отражение её самой тогда, в начале. Гермиона видит это в том явном, неконтролируемом, глубинном, сжигающем страхе, что обезображивает черты лиц этих новичков — потому что это навсегда останется в них всех.
Гермиона падает совершенно неожиданно — сначала деревенеет лицо, а потом и всё тело. Она слышит за спиной ругань, чувствует дрожащую ладонь на плече — а потом до неё доносятся только крик и треск льда, когда один из новобранцев пытается то ли защититься, то ли спрятаться. Кожа немеет от холодного снега, и, терпя обжигающую боль, она ждёт, пока этот вояка вернётся обратно.
Когда её поднимают на ноги, Гермиона различает перед собой вовсе не извиняющееся лицо новичка, а грязную и мокрую Лаванду. Трясущейся рукой та приводит подругу в чувство и падает прямо на землю. Держась за сердце, она давится рыданиями и словами о смерти. Гермиона успевает усесться рядом, прежде чем наклонившуюся Лаванду рвёт водой. И Гермиона думает, что, может статься, они не так уж и сильно изменились за прошедшие четыре года.
День: 1419; Время: 20
— Неужели ты вообще не нервничаешь?
— По какому поводу? — он отрывается от программы, которую смотрит, и отбирает у Гермионы коробку с крекерами, заметив, что она вытаскивает несколько печений.
— По поводу финальной битвы. Ты же знаешь: она скоро случится.
— Знаю. Но это не финальная битва. Война и дальше продолжится. Это лишь кульминация.
— Но это же решающее сражение.
— Не обязательно. Какая бы сторона ни проиграла, её потери будут очень велики, но шанс на окончательную победу всё равно сохранится.
Гермиона ёрзает на месте, теребит шнурки на пижаме. Она нервничает. Хотя нет, она просто в ужасе — вот правильное слово. Ей просто необходимо с кем-нибудь об этом поговорить, но судя по всему, Малфой — единственная кандидатура. Все остальные либо пока ещё просто тревожатся, либо уже близки к панике. Драко же спокоен всегда — даже тогда, когда у него внутри бушует ураган. Он в состоянии справиться с мыслями о войне, потому что принял её суть. Малфой знает: люди умирают. Это может оказаться и кто-то незнакомый, и ты сам — Драко относится к такому раскладу с отрешённым пониманием. И поэтому Гермиона считает, что Малфой не слишком похож на человека.
— Существует пророчество… — она сомневается, что может всё ему рассказать, но в то же время не видит никаких причин этого не делать.
— Знаю, — откликается Малфой. — В нём сказано, что один из них убьёт другого, но когда-нибудь умрут все, и кто-то может разделаться с выжившим. Нет никаких причин останавливаться, случись Поттеру погибнуть.
Гермиона с трудом втягивает в лёгкие воздух, тем самым выдавая свою нервозность. Они много лет двигались к этому моменту, и пусть сейчас совершенно ясно, что развязка близка, у Гермионы нет никакой уверенности, что она к ней готова. Она задаётся множеством вопросов: победит ли Гарри? Если нет, то где ещё её место в этом мире, кроме как не подле него? Сможет ли с этим справиться Орден? Смогут ли они остановить Волдеморта? Гарри Поттер — один-единственный человек, но всё держится именно на нём, включая их общую надежду. Именно Гарри всегда был тем, кто с этим покончит. И как быть, если у него ничего не выйдет?
— Что будет, если Гарри не сможет одержать победу?
— Мы спрячемся, восстановим силы. И будем снова сражаться.
— А что, если проиграем?
— В этом случае мы все, скорее всего, погибнем.
— Звучит утешающе.