— Тебя это беспокоит? То, что я постоянно тебя удивляю? — Гермиона вовсе не жаждет, чтобы Малфой думал, будто ей не всё равно, есть ли ему дело до её поспешных уходов после секса… ведь она знает: ему на это плевать.
Когда Драко отвечает, в его голосе слышится улыбка:
— Это зависит от моего настроения.
Она усмехается и тут же замирает, почувствовав спиной прикосновение. Малфой обводит её позвоночник костяшками пальцев, легко пробегается подушечками по ягодицам.
— На сегодня ты со мной закончила?
Уставившись в стену, Гермиона моргает, смотрит на холодный декабрьский пейзаж за окном и вдруг внезапно ощущает острый прилив одиночества: будто она и есть зима, отрезанная от человеческого тепла. Гермиона никогда не думала о происходящем между ними в подобном ключе. Будто бы она использует Малфоя и, пресытившись, от него избавляется. Да, в каком-то смысле она им пользовалась… ведь в этом секс и заключается. Но Гермиона никогда не хотела с Малфоем закончить, и как раз здесь и кроется разница.
Он не служил для неё подобием секс-игрушки или… или… или чего бы то ни было ещё — одна лишь мысль об этом заставляет её внутренности леденеть. Выдохни Малфой сейчас резче, и она разлетится на осколки — словно оторвавшиеся от подоконника сосульки.
— Я вот что хочу сказать… Грейнджер, мне, конечно, уже не шестнадцать, но я ещё не настолько стар, чтобы довольствоваться одним разом… — Малфой замолкает, оставляя это замечание висеть в воздухе. Приглашение. Принятие её присутствия в собственной постели.
Гермиона делает три, четыре вдоха, сосредоточившись только на том, как воздух сначала наполняет лёгкие, а потом вырывается наружу. Несмотря на всю очевидность, она собирается уточнить: неужели Драко хочет, чтобы она осталась, — лишь бы хоть как-то подчеркнуть тот факт, что это был не её выбор. И что Гермиона всегда принимала правила игры, признавая: навязчивость не приветствуется.
Но, оглядываясь на Малфоя через плечо, она не говорит ничего. С такого странного ракурса Гермиона видит его подбородок и грудь, и этого достаточно, чтобы понять: его дыхание ровно, а поза напряжена лишь немного. Малфой добровольно сделал то, на что она сама никогда бы не осмелилась: поставил себя в такую неудобную ситуацию. И теперь Гермиона не ушла бы никуда, даже если бы её ждали где-то в другом месте.
Его пальцы невесомо скользят по её коже, вызывая мурашки от поясницы до затылка. Соски от такой нехитрой ласки сжимаются, а сердце неровно стучит в груди, отбивая ставший таким обычным в присутствии Драко ритм. Движения неловки, ведь Гермиона не привыкла возвращаться — и она краснеет, понимая, что Малфой за ней наблюдает. Ей приходится развернуться, застыть, сместиться, подойти, снова развернуться — и выглядит она при этом отнюдь не грациозно. Он же никак не комментирует её неуклюжесть — ведь она объяснима, и Гермиона только-только начинает осознавать, что находиться подле Малфоя… возможно.
Его пальцы зарываются в её волосы, находят пучок, дёргают, и она морщится. Любой другой мужчина сразу бы сдался либо же просто не обратил внимания, но Малфой замирает, перехватывает ладонь поудобнее, подаётся вперёд и снова пытается распустить тёмные локоны. Его рука тепло и уютно ложится на голову Гермионе — он помогает ей устроиться возле него так, чтобы легко дотягиваться до её рта.
Его губы горячие, сухие, на вкус — совсем как её собственные, но их прикосновение очень приятно. Малфой тянет её, переворачивает, помогая комфортно под собой устроиться. Упершись локтями в матрас и зависнув над Гермионой, он хитро ухмыляется — словно сумел реализовать какой-то свой план. Внутри у неё снова начинает разгораться жаркое пламя — будто бы некий двигатель набирает обороты.
Малфой неспешно исследует её тело, прокладывая на нежной коже маршруты, открывая для себя новые территории. Он чертит карту, разведывает и штудирует, и когда зимнее рассветное солнце освещает бледными лучами их переплетённые тела и смятые простыни, каждый сантиметр её тела оказывается изучен.
День: 1285; Время: 10
— Интересно, а чем насекомые занимаются для удовольствия?
— Наверное, достают нас, — ворчит Гермиона, пытаясь прихлопнуть очередного мотылька, запутавшегося в её волосах.
— Похоже на то. А ведь есть ещё такие коварные… например, комары. Они как… насекомые-слизеринцы.
— На такое можно и обидеться, — отрываясь, наконец, от своего блокнота, подает голос их белобрысый сосед.
— Нет… ну правда, — отсмеявшись, продолжает Невилл: — Я вот что имею в виду: они появляются, кусают и улетают, радуясь тому, что их жертва будет несколько дней мучиться, пусть они сами этого и не увидят.
— Тогда, полагаю, мотыльки-камикадзе — это гриффиндорцы. Налетают без какого-либо плана, надеясь выжить в случае ответного нападения. И обычно всё заканчивается… — Драко замолкает, красноречиво косясь на дёргающегося на кухонном столе мотылька.
— По крайней мере, так больше азарта.
— Но удовлетворения гораздо меньше.
— Может, как раз лучше стоит слушать своё сердце и следовать за ним. Не ты ли говорил мне, что нельзя вечно всё планировать и раскладывать по полочкам?
— Кусая тебя, комар сильно рискует. Он просто отлично понимает, когда надо убраться восвояси.
— Не всегда.
— Но обычно.
Гермиона качает головой — она так делает всякий раз во время спора, не найдя достойного ответа. И Малфой это уже прекрасно знает, поэтому торжествующе ухмыляется.
День: 1290; Время: 20
Гермиона отрывает взгляд от упавшего дерева, через которое перебирается, и с удивлением переспрашивает: