Я любил, Алан, поэтому подумал, что готов забрать даже их двоих. А что? Айзе так было бы легче. Вместе бы продолжили учебу, вместе бы встраивались в новую реальность, адаптировались. Раз моей Айзе это было нужно, я был готов и на это. С этими мыслями я уехал в Москву на пару дней – отчитаться о работе, финализировать дела, сдать документы и уже вернуться в республику в частном качестве. Чтобы забрать девчонок. Айза пообещала на тот момент поговорить с сестрой, подготовить ее, убедить. И собрать вещи.
Я вернулся, как обусловились. Вот только… Вместо того, чтобы надеть ей на палец кольцо, я стоял в двухстах метрах от ее будущей могилы. Смотрел на то, как ее скромный гроб засовывают в землю. Смотрел и не верил, что такое возможно. Щипал себя и уверял, что это злая шутка, игра такая…
Я не уехал из республики тогда. Ушел в запой на неделю, пытался как-то склеить себя… Как это всегда бывает в горе, после острой фазы наступает психологическая тяга заполнить вакуум, найти анальгетик, утешение. Я нашел спасение в том, что умел делать, – выяснять. Конечно, я не верил в абсурдную теорию о том, что она могла себя убить. Зачем? Мы были счастливы, она строила светлые планы на будущее… Какой суицид?!
Мне не составило труда через взятки и подкуп получить доступ к материалам следствия – протоколам допросов, дознания и даже вскрытия. Думал, сердце остановится, когда узнал, что она была в положении… Моя Айза была беременна от меня. Я потерял не только любовь своей жизни, но и будущего ребенка, Алан. Ты даже не представляешь, какая это боль. Выворачивающая, изощренная. Боль отчаяния. Боль обреченности. Ты думаешь, тебе было больно, когда Бэлла ушла от тебя? Что ты знаешь о боли, парень?..
Я слушал его, затаив дыхание. Мне было жаль его и не жаль одновременно. Эгоист во мне орал, что это его трагедия, не моя и не Бэллы… Так почему же мы должны были страдать? Но я тактично молчал, дав ему право высказать то, что он столько лет держал на сердце, ни с кем не делясь.
– Я думаю, ты сам прекрасно знаешь, что семья Бэллы была, мягко говоря, не очень благополучная. Мать-одиночка, копеечный доход. Конечно, никто и не думал заниматься их делом всерьез. Всем было гораздо легче поверить в то, что непутевая девчонка-безотцовщина по своей глупости влезла в отношения, залетела и утопилась. Дело закрыли чуть ли не сразу, как ее похоронили. А ведь когда я рылся в архивах, то нашел свидетельские показания одной из жительниц, которая видела, как Айза вечером накануне разговаривала с каким-то незнакомым, явно неместным, как сказала всезнающая старушка, парнем недалеко от входа на гидроузел. Для следаков этот факт стал очередным доказательством того, что получившая отворот-поворот девчонка побежала себя убивать, дабы избежать позора. Для меня – единственной зацепкой. На гидроузле есть камеры. В сущности, именно налаживанием их работы я, якобы, и приезжал заниматься. Я поднял записи с регистраторов. Съемку общения Айзы с парнем найти не удалось, они разговаривали в районе вне зоны наблюдения. Зато мое внимание привлекла странная машина на стоянке неподалеку, где камеры как раз были. Номера у нее были московские, а не местные. Ты ж понимаешь, в такой дыре подобный автомобиль просто так оказаться не может. Конечно, я цеплялся за фантомы. Если бы сам был в меньшем отчаянии, наверняка бы сказал, что просто трачу время, но… В тот момент я мог жить только этим расследованием. Только это отделяло меня от того, чтобы следом за Айзой прыгнуть в пропасть.
Я начал пробивать номер авто. И даже нашел владельца. Вернее, данные о нем нашел. Вот только незадача – машина пропала. Не было ее несколько месяцев нигде, не всплывала. Ни в республике, ни в Москве, ни на федеральных трассах в других субъектах. Соответственно, и парнишка этот не всплывал. Как будто испарился, без вести пропал. От отчаяния я продолжал рыть. Что еще оставалось? И я рыл. Много всего интересного тогда нашел. Ты даже не представляешь, что можно сделать через подкуп и шантаж в вашей стране, какие только скелеты ни повытаскивать из шкафов. Вот я и повытаскивал. У самого волосы на голове дыбом встали, когда пазл сложился.
К тому времени я вернулся в Москву, продолжал работать с французами, скорее так, ради прикрытия. Мои мысли и сердце были в этом деле. Я жаждал справедливости, правда, тогда уже и сам не понимал, в чем справедливость. И есть ли у этой жуткой истории единая правда. Правды единой, наверное, действительно не было. Была единая боль.
Спустя почти два года парень всплыл. В Москве. И ты, наверное, догадался, возле кого он всплыл. Этим парнем был Давид, Алан. Так я узнал о тебе. Он оказался твоим менеджером. Даже странно, что я не вышел на него раньше. Потом выяснилось, что просто ты сам тогда был в процессе переезда. С другим гражданством. Соответственно, юридическая сторона провисала. У вас же с ним сначала все держалось на добром слове, а не на законных отношениях. Никаких записей в трудовой и прочей бюрократии. Ему просто негде было всплыть по документам, чтобы засветиться.
Давид подделал свою легенду о том, что он менеджер по боям. Я тоже узнал это случайно, когда пробивал его. Не знаю, в курсе ты или нет, но он к Баринову совался за пару-тройку месяцев до тебя. Потом я понял, почему. И кровь застыла в жилах.
Я так ушел в расследование, что о сестре Айзы даже не подумал. Знаешь, для меня она была просто девочкой-родственницей моей любимой. Маленькой девочкой. Стыдно сказать, Айзе, когда мы с ней впервые… – Он закрыл лицо руками, тяжело вздохнув. – Короче, она была несовершеннолетней… Знаю, я долбанный извращенец… Я все понимал. Меньше чем через месяц ей должно было стукнуть шестнадцать. По российскому законодательству в исключительных случаях, особенно если родители «за», ее бы за меня отдали… А что ее матери быть против? Я же с серьезными намерениями. Наоборот, обуза с плеч. На Бэллу мы хотели оформить опекунство. Ну, я как муж сестры, в смысле… Короче, сложно все это было. Поэтому в Москву и поехал, советоваться с юристами. Запасаться знакомствами и нервами…
Про Бэллу я тогда как про девушку в глобальном смысле не думал. Просто маленький ребенок… К ней и Айза относилась так, а не как к своей сестре-близняшке… Поэтому женский фактор в этой истории с Давидом в расчет я сначала никак не брал. Скорее изучал его как личность, пас. Тогда я уже догадывался, что он сделал, но доказательств, конечно, не было… Все пытался понять, почему он крутится в этой околобойцовской теме. Думал, может, просто парень ищет себе источник дохода, надо же на что-то жить. А потом на одном из боев, куда приехал специально за ним последить, увидел Бэллу с Барином. Вот тогда-то меня и стукнуло… Они похожи с Айзой. Сильно. Я мельком ее видел раньше только на фото и издалека на похоронах, но и того хватило, чтобы понять, что передо мной в зале сидела именно она, сестра моей Айзы. Выросла. Расцвела. Сердце заболело, когда подумал, какой бы Она была сейчас, если бы дожила… Дальше, как ты понимаешь, труда пробить, что она там делала, не составило. Бэлла ведь тогда занималась вебом. Случился тот скандал с разоблачением. Барин выступил защитником…
А потом узнал, что ты с Бэллой стал встречаться… Сам понимаешь, таких совпадений быть не могло. У Давида была цель. И этой целью стала Бэлла. Потом я выяснил, что он инкогнито преследовал ее в вебе, угрожал, троллил, писал всякие токсичные вещи. Что слив про нее в республике по сути его рук дело. Он заплатил ее подружке, та все и рассказала. Даже Кесарь и тот косвенно был Давидом на нее натравлен. Чего он добивался тогда? Мне казалось, все ясно. Он пытается ее довести… Так же, как довел ее сестру… Я тогда уже не сомневался, что Айза, если и покончила с собой, то только потому что к этому подтолкнул ее Давид.
– Дело в их отце, да? – спросил я хрипло.
– Отец Бэллы и Айзы убил сестру Давида, Алан. Мать и отец не выдержали. Умерли в течение года. Мать повесилась. У отца – сердце. Он жил с мыслью о мести. Вот какой была его правда… Вот какой была его боль.
Мы молчали теперь оба. Каждый думая об одном и том же. Внутри кипела лава. А я-то думал, что защищаю свою девочку, оберегаю ее. А сам по факту подсунул ее еще ближе к врагу… Врагу, который каждый день ее привозил и отвозил на занятия. Доступ к нашему дому имел…
– Я вот только понять не мог, как так получилось, что вы с Бэллой стали встречаться? Вообще с чего это всё пошло? Это совпадение или происки Давида? Но зачем ему было тебя в это вовлекать?..
– Я увидел ее на бое и влюбился с первого взгляда. Но, – печально усмехнулся, – подобности о ней узнал от Давида… Если вкратце, он меня с ней свел. В вебе…
Картина действительно приобретала все более реальные, осязаемые очертания. Но от этого облегчения не наступало. Никак.
– Понятно. – Пауза, взгляд в пустоту. – Ты поселил ее на Смоленке. С учетом всех вводных бросить я ее без наблюдения не мог. По стечению обстоятельств квартира рядом была свободной. Когда я понял, что задумал Давид, то единственной целью было приглядеть за ней. А потом… Сам знаешь, что потом… Мы общались, и она все больше напоминала мне мою Айзу. Я влюблялся в нее. Влюблялся в них… Снова чувствовал себя живым… Да, это был эгоизм чистой воды. Но в то же время я точно знал, что защищаю ее. Я ведь обещал своей Айзе, что мы не бросим ее сестренку Бэллу. Так в итоге и получилось…
– Роберт, объясни мне, как так получилось, что в день, когда Бэлла сбежала от меня, это через твой балкон он выбрался?
– Выбрался? – посмотрел на меня со странным блеском в глазах Роберт. – Я же сказал тебе, Алан, правда намного более сложная и уродливая, чем ты думаешь…
Глава 23
Алан
Он включает планшет с каким-то странным видео, снятым в режиме скрытой камеры. Картинки почти нет, она статична, направлена на угол какого-то темного гаража или загажника. Людей в кадре почти не видно, только макушки. Ничего пока непонятно. Потом я слышу голоса. Вслушиваюсь в разговор и узнаю Давида. Это признание. По всей вероятности, чистосердечное. Такие обычно делают на пороге конца… В голове пробегает странная мысль, но я пока ее откидываю. Еще успеется.
–Я жил с этой болью годами, – его пустой притупленный голос со знакомым акцентом разрывает тишину даже сейчас, на записи, – этот нелюдь мою семью уничтожил. Просто взял и стер ее с лица земли. Таких, как он, в камерах газовых надо сжигать. А за него еще государство годами платило-кормило его и одевало, пока он на нарах чалился. Я этим жил, понимаешь? Только этим и мог жить – мыслью о мести. Хотел весь их род точно так же истребить. А когда узнал, что он еще и на свободу вышел, вообще перестал дышать. Я словно бы подох в тот самый момент, понимаешь?! Как? Вот как? Одни достойные мужики нелепо и стремительно попадают в аварии – хлоп и нет мужика. А этот… Мою сестру… других девочек… Ты понимаешь, что они ангелами были? Моей мелкой было шесть, Роберт… Шесть! – Давид говорил сбивчиво, эмоционально. – Тогда я решил сделать так, чтобы он испытал ровно то же, что испытали и мои родители, когда потеряли дочь. Я вычислил, под какими именами и где прячутся его дети с женой. Подготовил подборку документов следствия, которые удалось раздобыть за взятку. Там было всё – фото жертв, его признания, записи допросов. Дальше дело было за малым – встретиться с Айзой и все ей выложить… Не знаю, на что я тогда рассчитывал и почему выбрал именно ее из двух сестер. Просто стечение обстоятельств. Просто она чаще выходила на улицу, больше где-то проводила время. Мне с ней пересечься было легче. Тогда еще я точно не знал, что буду делать. Хотелось боль увидеть в глазах его ребенка. А может быть, хотелось понимания, сожаления… Да черт его знает. А она… Она выслушала меня и пренебрежительно рассмеялась. Так, знаешь, цинично и без иллюзий. Я даже оторопел. Словно бы она была заранее готова к разговору.
– И что мне с того? – выплюнула мне тогда в лицо. – Я этого папашку знать не знаю! Он мне такой же чужой человек, как и ты! Некого мне жалеть и не за кого стыдиться! Меня б кто пожалел… Что ты сюда приперся вообще? Вали давай!
Знаешь, я бы мог сказать, что это ее грубость меня тогда из себя вывела, но нет… Дело было в другом. В ее выражении лица, что ли… Усмешка. Она в этот момент так сильно внешне похожа на него была. Его черты лица. Точно такие же, как на записях следствия, как в жизни… Его дочь… Его выродок… Дальше я не помнил себя. Схватил ее и начал душить… Итог ты знаешь…
Запись продолжалась. На ней теперь была тяжкая пауза, но через какое-то время Давид продолжил:
–Я по-быстрому спрятался тогда. В республике это сделать несложно. Засел на дно. Отсиделся пару месяцев в одном из сел на отшибе. Но клинить меня продолжало. Смех ее звенел в ушах. Снова и снова. Встреча с ней меня еще больше из себя выбила. Жажда мести не утихла, а только разрасталась. Тогда я нашел его… Думал, может, другая боль, отцовская, принесет мне сатисфакцию. Я вычислил его и нагрянул посреди ночи. Рассказал о том, кто я. Про дочь его рассказал, про то, как удушил ее и сбросил в канал… То, что я увидел в его глазах, стало его приговором. Равнодушие. Тотальное, абсолютное равнодушие. Такое же, как было у его дочери, с той лишь разницей, что он был виновен, но не испытывал ни малейшего угрызения совести. Передо мной сидел живой человек, вот только с мертвым лицом, с мертвой душой. Он был обречен. Приговорен. Справедливостью и мною… Я снова инсценировал самоубийство. Официально он вскрыл вены, а я… Я почувствовал себя ангелом возмездия…