Вещмешок с добытыми ратным трудом трофеями оставлять не стал, потому что давно убедился в простой солдатской истине: все свое ношу с собой.
А потом, примостился в траншее и стал ждать.
Stielhandgranate (ручная граната с рукояткой) – немецкая осколочная противопехотная наступательная ручная граната с деревянной рукоятью. У советских солдат граната получила прозвище «колотушка», у англоязычных союзников – «толкушка».
Уже в сумерках приперся Рощин, но не сам, а вместе с Улановым. Взводный и политрук приперлись вооруженные до зубов. Оба с ППД, а Уланов еще зачем-то нацепил на себя сразу две кобуры с немецкими Люгерами.
Но не два пистолета, а само присутствие политрука, у Вани вызвало некий когнитивный диссонанс, сиречь – охренение. Уланов боя не боялся, но в авантюрном складе характера никогда замечен не был.
Впрочем, Иван объяснил себе ситуацию вполне ясно и практично: штрафная рота заебала всех, в том числе командный состав. В самом деле: с личным составом понятно: проштрафились – искупайте, а командиры? Они-то ничем не проштрафились, но по сути они являлись теми же штрафниками. Хочешь – не хочешь, а придется лезть в самое пекло вместе с осужденными. И это, всего лишь за повышенное финансовое довольствие.
Неожиданно, взводный не стал брать командование на себя и просто сказал:
– Ну… вы парни бывалые, так что сами знаете, что делать. А мы с вами.
Уланов недовольно зыркнул на него, но перечить не стал. Обошлось и без обычной для него политинформации. Политрук был непривычно молчалив и сосредоточен.
Ваня тоже привычно отказался от руководства в пользу якута. Петруха для него уже стал неким талисманом, который надежно вытаскивал из всех передряг.
– Посли… – коротко бросил якут и скользнул в темноту.
Первую сотню метров проскочили быстро, потом пришлось замедлиться, перебираясь через топкую низинку. Петруха шел первым, Ваня вторым, а Уланов с Рощиным замыкали группу.
Вокруг повисла сплошная тьма. Как правило, немцы ночью через регулярные промежутки подвешивали осветительные ракеты, но сейчас почему-то пренебрегали обычной для себе практикой. Изредка пробивалась через облака луна, но она давала очень мало света, так что приходилось идти практически наобум.
Впрочем, Ваня довольно неплохи ориентировался в темноте и без особого труда держался за якутом, бесшумно скользившим в темноте.
Неожиданно совсем рядом прошелестел едва слышный свистящий шепот на немецком языке.
– Господи, помоги…
Ваня от неожиданности даже присел. Якут тоже остановился.
– Господи возьми меня в лона свои…
Иван покрутил головой, поймал направление и шагнул на голос. Зачем – не задумывался, просто что-то подсказало, что так надо.
Выскочившая из облаков луна осветила темную фигурку, скрючившуюся на дне воронки.
– Господи… – истово молился немец. – Забери меня, прошу, забери… нет уже сил терпеть забери…
Иван скользнул к нему и присел рядом, но немецкий солдат уже ничего не замечал вокруг. Мерзкий запах фекалий подсказывал, что тот ранен в живот.
Ваня помедлил, а потом…
Потом, неожиданно для себя, положил руку на горячий как огонь лоб немца и прошептал по-немецки:
– Я помогу тебе, сын мой…
– Господи!!! – в голосе раненого мелькнула дикая радость.
Иван достал из ножен кинжал, нащупал на шее немецкого солдата артерию и коротко ткнул в нее клинком.
Хлюпнуло, на руку плеснуло горячим, немец счастливо прошелестел:
– Господи…
И затих.