Ваня улыбнулся. На душе сразу стало гораздо легче.
Он посмотрел вслед Настены и тихо прошептал:
– Все у тебя получится девочка. Главное – захотеть…
И тоже пошел в полевой госпиталь, твердо решив выпроситься у Елистратовой на выписку.
Варвара Сергеевна сидела у своей палатки и курила.
Увидев Ивана, она нахмурила брови и строго поинтересовалась.
– В чем дело, красноармеец Куприн? Почему вы не в больничной форме?
– Я здоров, товарищ военфельдшер второго ранга! – четко ответил Ваня. – Прошу выписать меня из госпиталя.
– Здоров, говоришь? – Елистратова улыбнулась. – Ну что же, пошли, я тебя осмотрю…
Иван чертыхнулся про себя. Лечила и осматривала его всегда лично Варвара Сергеевна. И эти осмотры для него стали настоящей пыткой. Происходило это всегда глубоко вечером, Елистратова звала его к себе, приказывала наголо раздеться, а потом очень подробно и тщательно осматривала, прикасаясь и поглаживая все тело. У Ивана сразу же начиналось буйство естества, но Елистратова не обращала на вздыбившееся мужское хозяйство никакого внимания.
Вообще, никакого. Словно его и не было!
Невозмутимо обрабатывала раны и отправляла обратно. Иван решил, что она просто издевается над ним, но причины такого отношения понять не мог. На какой-то личный загадочный интерес врачихи прямо намекало еще то, что по всем медицинским показателям Ивана еще к четвертому дню пребывания в лазарете должны были отправить в часть, но Елистратова все его не выписывала.
– Раздевайся, – Варвара Сергеевна присела на табуретку.
– Я здоров! – Иван резко сдернул с себя ремень и быстро стянул гимнастерку вместе с нательной рубахой. – Абсолютно здоров! Смотрите сколько угодно.
– Сейчас и посмотрим, – иронично хмыкнула Елистратова, а потом неожиданно поинтересовалась. – Сколько тебе осталось до отбытия срока в штрафной роте?
– Четыре дня… – Ваня запнулся, потому что Варвара Сергеевна застала его врасплох. – Кажется… четыре или пять. Или шесть…
– И ты стремишься на фронт? – Елистратова нетерпеливым движением пальца приказала раздеваться дальше. – Первый раз вижу такое.
Иван рывком спустил штаны с подштанниками. Но в этот раз почему-то мужской атрибут не стал реагировать как обычно.
Варвара Сергеевна удивленно вздернула бровь, едва заметно усмехнулась, встала и провела ладонью по груди Ивана.
Реакция последовала незамедлительно.
Елистратова торжествующе улыбнулась, но потом вдруг резко бросила:
– Одевайся… – в ее голосе промелькнула злая досада. – Выпишу я тебя. Выпишу. Разнылся тут. Завтра мы выдвинемся в Тартолово, немцев наши еще отодвинули, а везти раненых сюда далеко и опасно. Немецкие самолеты летают как у себя дома. Так вот, поможешь со своим дружком Петровым нам перебазироваться и выпишу вас. И напишу правильное заключение, о ранении. Вас же по ранению отпускают из штрафников? Но тебе все равно придется вернуться в свою штрафную роту, такой порядок. А уже оттуда, тебя отправят в обычную часть. Свободны, красноармеец Куприн…
Ваня быстро оделся, но уже перед выходом Варвара Сергеевна его остановила.
– Подожди… – она подошла, быстро поцеловала Ивана в щеку и прошептала:
– Береги себя Ваня, береги… – и грубовато подтолкнула. – А теперь иди…
Иван ушел, во всю матеря себя за то, что так и не решился поцеловать врачиху. Он уже почти собирался, но какое-то предательское чувство трусости остановило. Ваня никогда не испытывал проблем с женщинами, но перед Варварой Сергеевной почему-то робел. Возможно потому, что она была гораздо старше по званию, а Иван, наконец, начал привыкать к армейской субординации.
Петруха вечером поинтересовался:
– Посему такой глусный? Сидис, молсис как дулак. Сто слусилось?
Ваня молча пожал плечами. Сам-то он понимал, почему нет настроения, но делиться переживаниями с другом не хотел.
– Власиха хосесь? – Петруха ехидно усмехнулся.