Первая и Второй говорили, что иногда их сакри общаются с ними, иногда – являются во плоти, но крайне редко. Он видел, как Второй говорил с пустотой перед собой, а Первая, довольно резво перемещаясь между собравшимися на пир, бормотала себе под нос, изредка посмеивалась. Он видел, как Предатель делал так же, но более сдержано, словно всё ещё ставил для себя нерушимые границы. И Гилберт хотел знать, успела ли Пайпер столкнуться с чем-то подобным, чтобы помочь и ответить на все её вопросы.
– Нет, – коротко ответила Пайпер, так и не убрав рук от лица.
Гилберт разучился чуять ложь. Он остался один, и вся сила, что была у него, уменьшилась. Он до сих пор был сильнее вампиров или фей, но проигрывал эльфам и магам. Раньше, стоило кому-то утаить даже незначительную деталь, Гилберт чувствовал это. Сейчас в его груди появлялся узел, который с каждым разом запутывался всё сильнее и не позволял ему доверять собственным чувствам.
– Мы не лучшие друзья, – произнёс Гилберт, вновь начав крутить перстень, – да и не обязаны ими быть, но я хочу, чтобы ты знала: я готов помочь. Я сделаю всё, что в моих силах, и расскажу обо…
– Где великаны?
– …всём, – закончил он и нервно сглотнул. Взгляд Пайпер был заинтересованным и пустым одновременно, будто она, узнавшая от него о голосах, неожиданно начала их слышать и решила, что они интереснее Гилберта. Впрочем, она была права.
Гилберт думал, что о великанах ей уже рассказали. Ответ крылся всего в двух словах: великаны истреблены. Что в этом сложного? Почему никто не ответил сальватору на этот вопрос? Почему именно Гилберт должен делать это?
– Вторжение тёмных созданий началось на севере, – произнёс Гилберт, сосредоточив взгляд на книгах на полу, – а великаны жили на севере. Вышло так, что тёмные создания их истребили.
– Всех?
– Всех, – глухо повторил Гилберт. Перстень Гвендолин вдруг показался очень горячим. – Правда, в коалиции есть один полукровка. Его зовут Стефан.
В глазах Пайпер промелькнуло узнавание – Гилберт сразу же ухватился за этот блеск и, насторожившись, уточнил:
– Ты уже слышала про Стефана?
– Только имя, – немного подумав (что, по мнению Гилберта, выдало её), ответила Пайпер. – В доме дяди Джона кто-то точно говорил про Стефана… Или, может, о ком-то другом? – быстро добавила она, качнув головой. – Не могу вспомнить.
– В любом случае, Стефан хоть и не чистокровный, но единственный великан, что у нас есть.
Он произнёс это так небрежно и легко, что его едва не скрутило. Он не хотел лгать, но и выдать Пайпер всю историю великанов, – начиная от их родного мира, Гретворка, и кончая падением севера в день Вторжения, – не мог, не признавшись в том, что он отчаянно пытался забыть. Гилберт не хотел вновь чувствовать на себе любопытные взгляды, в которых слабым блеском различались жалость и презрение.
– Тебя познакомить со Стефаном? – спросил Гилберт, когда Пайпер уставилась в пространство перед собой.
– Ты можешь рассказать о нём? Хотя бы немного? Кто он, чем занимается, как вообще связан… с этим?
– Стефан был частым гостем при ребнезарском дворе. Он…
– Погоди, – Пайпер поперхнулась воздухом. – Гостем при дворе? Сколько ему лет?
– Хм-м, – задумчиво протянул Гилберт. – Точно не знаю. Около семисот, наверное. Он старейший маг из … нет, старейший маг живёт среди фей. Но господин Камари сейчас не в лучшем состоянии. Он почти не покидает дворца фей и редко связывается с кем-либо. Считай, он уже давно перестал быть магом. Так что да, Стефана можно назвать старейшим и мудрейшим магом из всех. Он знал первых сальваторов и часто помогал им.
«Что не делает его любимчиком коалиции», – мысленно добавил Гилберт. Ему не прельщала мысль о том, что Стефан, которого он знал, мог быть в сговоре с Предателем. Может, Стефан и мог кому-то показаться причудливым или, наоборот, чрезвычайно простым, но сомневаться в полезности его знаний было бессмысленно. Многие маги использовали его книги и опирались на его исследования. Даже Марселин, по неясным для Гилберта причинам недолюбливавшая Стефана, не могла не обращаться к его трудам в опытах, которые она проводила над разными частями тел ноктисов.
Взгляд Пайпер настораживал Гилберта. Он, утративший свою истинную силу, учился читать людей без неё. Рыцари объясняли ему, как читать язык тела того или иного человека, а феи и эльфы учили видеть сквозь чары. Маги говорили, что из одного взгляда можно узнать больше, чем из тысячи слов и сотни клятв, и Гилберт не раз находил тому подтверждение. Но взгляд Пайпер не поддавался пониманию: одновременно заинтересованный и отрешённый, словно она хотела во всём разобраться, но не была готова признать это перед Гилбертом.
Пайпер резко мотнула головой вправо и уставилась на распахнутую дверь.
– Пайпер? – обратился к ней Гилберт.
Девушка, качнув головой, схватила блокнот и принялась активно перелистывать исписанные чужими для неё языками страницы. Гилберт успел подумать, что она догадалась о чём-либо или, что было бы ещё лучше, всё же услышала голос Лерайе. Это позволило бы им в мельчайших деталях разработать план её обучения, подобрать лучших учителей и перенести из зала Истины в библиотеку особняка все необходимые книги. Возможно, это помогло бы Пайпер избавиться от чувства, что она оказалась втянута в эту историю случайно. И Гилберт, наконец, перестал бы изводить себя мыслями о собственной бесполезности.
Но Пайпер, подскочив на ноги, протянула Гилберту блокнот. Количество посланий увеличилось вдвое, и самым значимым, как решила Пайпер, была обведённая в несколько кругов фраза.
– Что это значит? – нетерпеливо спросила Пайпер, указав пальцем на обведённую фразу.
«Erzari dzer saar nua tertraust».
Гилберт нервно сглотнул и сжал блокнот в руках.
– Гилберт?