«Того и гляди налоги придётся платить», — прикинул внутренний голос.
Боря пожал плечами. Кто об этом думает в двадцать лет?
Парковка у «Юности» оказалась забита автомобилями. Водитель массивного автомобиля едва нашёл место, куда приткнуться. Диана стояла на входе, её окружила куча людей, все чего-то требовали. А она только периодически повторяла:
— Да нет у нас курса повышения либидо! Само получилось!.. Случайность, товарищи. Химией не торгуем… Нет, ну спорт, конечно, способствует, но не до такой же степени… Да, сезонные абонементы ещё есть… Давайте что ли в очередь!
Боря, бровь приподняв, не стал терять времени, поднялся на второй этаж. И снова обнаружил толпу людей: посетители были повсюду, переодетые и нет, топчущие грязь в зимних ботинках или ступающие в сменке, они заполонили беговую окружную дорожку, смотровые балконы, жались к тренажёрам, а больше всех толпы было посреди зала, где стояли штанги.
Предчувствуя беду, Боря протиснулся в круг и обомлел. Там в окружении перекаченных полуголых культуристов на скамейке-подставке под штангой сидел Стасян. В майке-алкоголичке, сигаретой в одной руке и гантелей в другой он объяснял людям как на уроке труда трудовик школьникам:
— Ну как так? Да вот так. Берёшь и… гнёшь… так он и… выходит. Все поняли?
Но его тут же просили повторить. Тогда он с важным видом собирал сигареты, пихал одну в зубы, не поджигая, брался за гантель с двух сторон, некоторое время вертел её, как будто подыскивая слабое место, а затем на глазах Бориса гантель из нержавеющей стали начинала гнуться.
Боря челюсть опустил. Поморгал.
Не то, чтобы крановщик делал это силой взгляда. Напротив, он очень даже потел от натуги, едва не перекусывая так и не зажжённую сигарету пополам. Руки-крюки напрягались, вдувались вены на пальцах. Но как чётко фиксировали десятки видеокамер на телефоны, гнулись сборные и цельнолитые гантели, отваливались края, а некоторые даже закручивались в местах соединения, как будто лепили их из пластилина.
Глобальный снова поморгал. Но глаза не обманывали: выгибались гантели, теряли резиновое обрамление. Курочил Стасян споринвентарь как мог. А толпа нет, чтобы пиздюлей отвесить за порчу имущества, только хлопала в восторге. Слова ему никто против не сказал.
Но Боря был не из таких. Выполняя функцию матери размером метр с кепкой, он руки в боки сложил и заявил на весь зал:
— Стасян, бляха-муха! Ты чего тут цирк устроил?
— А я чего?
— Того! — добавил Боря и на горку гнутых гантелей с укором посмотрел.
Переломаны и испорчены все в диапазоне от пяти до двадцати пяти килограмм. На иных дужка как рука человека в запястье. Другие выглядя попроще, но из той же нержавеющей стали, прочные, закалённые. Разве что не из титана.
— А чего так долго? Я же тебя жду, — ответил крановщик, тут же убрал сигарету в карман рабочих штанов сантехника. — Разогреваюсь, малёхо. Перед работой — самое то.
Сделав это заявление, Стасян под штангой на скамейку прилёт. Отдохнуть от гантелей. Да куда-там? Толпа ждать не будет.
Качки уже блинов на гриф до краёв напихали, и замки по краям вешали. И все главное большие блины, прорезиненные, а под резиной вес четко отмеренный на 25 и 50 килограмм каждый.
Боря поморгал. С одной стороны грифа таких хватает, с другой стороны — тоже немало. А общую сумму кто считает? Не метраж труб же!
Отдыхая, Стасян за гриф двадцатикилограммовый ухватился огромными пальцами, поёрзал и поднимать штангу начал без согласования. Качки по краям ещё замки вешали, а крановщик поторопился, и за блинами их не заметил.
Нет бы им по блину на ноги уронить, чтоб отстали поскорее. Так нет же — прямо с ними поднимать груз начал.
«Жалостливый. Слово против не скажет, не подгонит, не поторопит», — объяснил внутренний голос Боре.
Глобальный потом покрылся, сопереживая. А Стасян знай себе поднимает штангу от груди, отдыхает от гантелей, а качки по краям вцепились, блины держат вместо замков-зацепов всем телом, только ноги их в потолок вздымаются. Люди вокруг радуются, аплодируют чего-то, снимают.
Спорт — это весело.
Все радуются. Аплодируют. Боря только снова недоволен, бурчит опять как мамка деревенская:
— Стасян, едрить тя в корень. Ну ты чего? В циркачи пошёл? А работать кто будет?
Слова на языке крепче были, но не при людях же.
— Да я-то чего? Они сами! — ответил крановщик и штангу на стойки положил. Качков по краям опустив на пятки.
Те стоят бледные, ни живые, ни мёртвые. А на вид здоровые ребята. Мускулистые. Глаза только по пять копеек.