А они Кин-дза-дза ещё не смотрели ещё. Никакой «ку-ку»-йни, короче, все по делу. Бегут ко мне, «кий-йа» кричат, так как до этого на фильмы о карате сходили. А я капитану бросок через бедро и руку выкрутил.
Спеленали мы его втроём, руки ремнём повязали. Дежурному позвонили. Майор Громов примчался в сопровождении патруля, глаза круглые. Вы что, говорит, это же капитан Залупов, как-никак.
— Так, а без погонов не видно, — отвечаю. — Неопознанный алкаш вне уставного типа пытался проникнуть в расположение, а у нас оружейка под боком. Мы его и… обезвредили. Благодарностей не надо. Служим Советскому Союзу!
Залупова подняли, увели с глаз долой. На меня только с укором посмотрел, но кричать о семейном позоре на всю казарму больше не стал. А ДНК ещё не было ну и сериалов не снимали, где по запаху зарин определили, а по виду на глазок количество хромосом. Чьё пятно на простынях — поди докажи ещё.
Отвёл меня майор Громов на улицу на два слова и тут я понял, что не фамилия это, а прозвище. Громыхал он так, что ремень чуть не лопнул. Выяснилось, что Залупов шкафы всей части из Чехословакии привозит и иногда даже кровати из ГДР достаёт без ленд-лиза, а намедни по бартеру толчки финские поставить обещал на тушёнку. Да куда там теперь? Обидится же.
Я засопел ежом, кивнул и выдал как можно громче:
— Впредь обязуюсь жён офицеров лесом слать вместе с просьбами по бытнуждам. И прочей вне уставной деятельности. Разрешите уточнить — только по телефону или при личной встрече тоже?
— Ты дурак? — аж опешил майор. — А как же традиция?
— Так я дурак потому, что понял, или потому что не понял? — уточняю.
Обиделся майор, пальцем погрозил:
— Ты не дурак, ты мудак! Напал на офицера! Это подсудное дело!
— Это он на меня напал. Ребята поддержат, мы вместе карате смотрели, — уточняю. — Да и откуда мне знать, что это офицер? Погон нет. Признаки алкогольного опьянения на лицо есть. А лицо явно несёт угрозу. Я сразу тоже не поверил, но тут он замахнулся. И рефлекс сработал.
Майор кулак под нос сунул, вздохнул, и снова спросил, но уже тише, по-свойски:
— А с женой то что?
— Как что? Вошёл в положение. Двоих послать не смог. Сам сходил. Выполнил. Вернулся… Но не без последствий.
Громов устало на меня посмотрел, и тяжело вздохнув, ушёл домой. Чего с дураками спорить?
На следующий день на вечерней поверке командир части за четыре месяца до дембеля зачитал приказ о разжаловании меня в рядовые с формулировкой «за попытку внесения элемента логики в армейскую жизнь!».
Но дело пошло дальше. На собрании офицерских жён глава комитета порекомендовала прочим больше не звонить в подразделения, а обращаться непосредственно к командирам рот. И до конца службы я не ни разу не слышал, чтобы офицерские жёны звонили в подразделения. Так я традицию, ребята, и развалил… А Коромыслова письма так на каждый новый Год и шлёт. Говорит, так и слышу в ушах скрип той кровати из ГДР.
Степаныч вздохнул, ностальгией накрытый.
Глава 9 — Неоспоримый
Степаныч подхватил баян, поднялся с кресла и бодро зашагал из зала в коридор, намереваясь избавиться от лишнего чая. Но резко остановился и повернувшись, заявил:
— Вот это байка, а не то, что кто-то полз три дня с пулей в сердце по пустыне, а умер от гонореи!
Стасян заржал и пошёл умываться следом. Боря вздохнул, оделся по-зимнему, обнаружив пуховик, ботинки и шапку, и пошёл в магазин.
В холодильнике шаром покати. А эти двое байки травят. Одного ещё одеть надо. Кроссовки-то утеплённые, месяц переживёт, а без куртки и шапки — долго не протянет. На родню надежды мало, когда детине четверть века.
По пути в магазин Коба позвонил. Правое ухо стреляло, пришлось приложить к левому.
— Борис, я полон вопросов и негодования, — начал с ходу собеседник. — Таки скажите, почему вы вчера не пришли?
— Небольшая автокатастрофа, Моисей Лазаревич. Лобовуху потерял. Рассчитываю сделать к обеду, и сразу к вам.
— Прискорбно. Неужто вы гонщик? Вот уж никогда бы не подумал.
— Скорее, артиллерист.
— И таки кого вы подбили?