Ну так слушай, как было…
Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год был тяжелым для армии Советского Союза. Речь не о количестве или качестве вооружения, или поставках провизии. Тут как раз всё в порядке было. Но последствия демографической ямы послевоенного периода сказывались на количестве служивых. Из-за дефицита в наряд по роте заступали два человека взамен трёх.
А в нашей части была традиция «делового оборота». То есть жена офицера могла позвонить в любое подразделение и попросить прислать к ней домой пару солдат для собственных нужд.
Пару. Смекаешь? По быту нельзя иначе. Стиральных машинок не было, балкон как норка мышки, бельё вечно по гарнизону в тазиках таскаешь, сварив в кипятке и отбелив предварительно белизной, от которой отлично слезала кожа на пальцах, но никак не выводились пятна на одежде. Они только насыщеннее становились.
Гарнизон состоял по большей части из хрущёвок без лифтов или совсем бараков, где и толчка нет. А как женщине ковёр вынести выбить, когда муж-офицер на службе? Ковры тоже были по весу такие, словно в них на стадии производства уже труп завернули. Таская теперь.
Пока в наряд по роте ходили трое солдат, кратковременное выделение пары из них было вполне допустимым, но настали тяжёлые времена — и вот их стало двое.
Дело было зимой. Закончился послеобеденный развод, личный состав разошёлся по части, в казарме посапывали девятнадцать сослуживцев, готовящихся заступить в наряд. Один дневальный стоял на тумбочке, второй убирал снег на крыльце. Я заполнял журнал для сдачи наряда. Раздался телефонный звонок. Дневальный позвал меня к телефону, я представился так мол и так, сержант слушает.
— Вас беспокоит жена капитана Коромыслова. Пришлите пару солдат. Мне ненадолго, минут на сорок. Затеяла генеральную уборку, а муж на службе.
И адрес назвала. Я-то сразу запомнил, но объяснить ситуацию не успел. Трубку повесила.
Сейчас мебель из прессованных опилок делают, а советская мебель сплошь цельная доска была, а то и вовсе кругляк, с которого пару стружек сняли, на века чтобы, до самого конца света или будущего светлого коммунизма.
Мебель всегда весила больше, чем может поднять один человек. Что для кооперации полезно и обсуждения политических анекдотов уместно, да и у грузчиков всегда работа. С другой стороны — надёжная та мебель была. Но опасная. Русская женщина хоть и коня на скаку остановит, но иных шкафы и шифоньеры одиночек-энтузиасток придавливали, слышал о таком.
Переживать стал. Покумекал и вызвался помочь. Дописал журнал, тулуп накинул, метнулся кабанчиком. Думаю, управлюсь пораньше. Что там делать? Раз-два и готово. Ссориться с капитаном не хотелось.
Прибегаю: стоит в халатике тонком, разглядывает.
— Где шкаф то, говорю?
— Зачем шкаф? — заявляет в ответ Коромыслова и улыбается, как будто знает где достать колготы венгерские. — Муж не скоро вернётся… А друг где? Управишься то один?
А я с вечернего чая знатно на толчке посидел. Утром на него смотреть не мог, отказался. И чую, не действует бром больше. Главное, жена капитана действует, целоваться лезет, интима требует, а бром вышел весь.
Ну какой там шкаф? И генералка? Забыли про неё, конечно. И все сорок минут как кролики на кровати высокой производства ГДР кувыркались. Я пока чехославакский шкаф украдкой в углу разглядывал, даже гордость за себя почувствовал. Пока в СССР секса нет, в отдельно взятом пехотном гарнизоне план перевыполнен.
В щёчку поцеловала. Чая в дорогу дала, фруктами угостила. Вернулся в расположение. Неплохо, думаю, служба идёт.
Через двое суток снова в наряд заступать. После ужина рота ушла в кино «Кин-Дза-Дза» смотреть, дневальные приводили в порядок сральники-умывальники, а я стоял на тумбочке и снова о кровати производства ГДР мечтал. Высокая главное такая, удобная, крепкая. Почти не скрипит.
Но тут дверь открылась, и в казарму вошёл мужчина усатый. Ну как мужчина? В офицерских сапогах, трико, бушлате и фуражке. А погон нет. Мужик, короче. Я ему с ходу по Уставу и говорю:
— Доложите о цели своего визита!
А он говниться начал. Я мол, капитан, а ты хер моржовый, свали, ещё и честь не отдаёшь.
Я просьбу повторил, даже представился, а он меня за шиворот берёт и кричит на ухо:
— Мою жену ебать вздумал, сержант? Я капитан Залупов! Слышал?
— В расположение Залуповых не поступал, только к Коромысловой заходил, — говорю тихо, оправдываясь. — Мебель двигал, да подталкивал.
— Это — моя жена! Фамилию не взяла, курва! — кричит мужик и брагой от него несёт за версту. — И мебель моя! Я её толкать должен!
— На жене не написана принадлежность. На слово женщинам верю. Грешен. А на кровати написано. Красивая, — говорю. — Пока толкал, пружины так и звенели. Не по-хозяйски это. Смазать не помешает. Соседи беспокоятся. Вы чего это, гражданин Залупов, соседей нервируете?
— Ты кто такой, чтобы мне ещё и морали читать?! Ты в своём умер?! — рассвирепел капитан и рукой богатырской замахнулся.
А вот оно и рукоприкладство в свободное от дедовщины время. Но только не в мою смену! Я не будь дураком и кричу:
— Наряд, ко мне!!! Нападение на дежурного по роте!!!