– Ах, если бы все начинающие актёры были похожи на тебя...
Ирен находила его безумно привлекательным:
– Он похож на средневекового рыцаря. Вылитый Мел Феррер.
– Ну нет! Это только потому, что у него впалые щеки. У Мела Феррера глаза светло-голубые, а у него тёмные. Он похож... Знаешь, на кого похож? На того тореадора, что женился на Лючии Бозе.
В спор вмешалась Тильда:
– А по-моему, совсем как Ричард Уидмарк.
– Да он же блондин!
– Да, но у него тоже торчащие скулы, как у Франческо. И лицо очень интересное.
Слава Богу, хотя бы в одном они сошлись: всем троим Франческо казался очень привлекательным.
Как-то ночью Тильда спросила кузину:
– Ты случайно не рассказала Ирен о Джорджо?
– Нет, – ответила Лалага, хотя считала, что теперь, когда эта история закончилась, хранить тайну уже нет необходимости. Но сестра, оказывается, думала по-другому.
– Смотри, никому об этом не рассказывай. Никогда, даже через сто лет.
Лалага в темноте чуть не расхохоталась. Какое сейчас для них с Ирен имела значение эта старая, давно засохшая любовь? Вот если бы кузина знала ИХ секрет! Ну, нет уж, пусть увидит вместе со всеми остальными, то-то она будет потрясена!
И вот наступило двадцать пятое августа, день праздника в честь святого покровителя острова.
С утренним катером прибыли оркестр и тележка продавца нуги, который также торговал конфетами и другими сладостями (подтаявшими на солнце, липкими и облепленными мухами, как презрительно заявляли сестры Лопес). А вот дети из Портосальво, напротив, с ума сходили по этим сладостям, особенно по разложенным рядами сахарным тросточкам, леденцам на палочке, лакричным карамелькам в форме животных и, естественно, обожаемым всеми «червякам».
Адель, Пиппо и Лауро так и вились вокруг этого лотка, но у них и гроша в кармане не завалялось, так что они придумали новый способ: пристраивались к кому-нибудь из «сирот» и пытались выпросить у него кусочек нуги или горсть солёных тыквенных семечек.
– Как им не стыдно? Ведут себя будто нищие какие-нибудь, да ещё и едят всякую гадость, – возмущались сестры Лопес, которые из всех сладостей ели только пасту «Джандуйя»[10] и шоколадные конфеты «Перуджина».
Но когда на закате посреди площади установили дощатую эстраду и оркестр заиграл самые популярные мелодии этого лета, даже Франциска, Ливия и Аннунциата пустились в пляс.
Танцы продолжались и после ужина – оркестр замолчит только к утру. Синьор Карлетто перенёс столики из бара поближе к эстраде и уже заработал на этом кучу денег. Впервые за год островитяне и отдыхающие праздновали вместе: иногда даже складывались смешанные пары танцоров, каждую из которых встречали бурными аплодисментами.
Перед спектаклем все, кто не занимался сценой, тоже пришли танцевать – даже младшие актёры. Например, огромным успехом пользовалась стройная привлекательная Жизелла, которая могла управиться и со сложными фигурами, и с самым неуклюжим кавалером. А наибольшую популярность у парней завоевали Тильда и Арджентина.
Тильда с приездом оркестра преобразилась. Она тщательно продумала одежду и причёску, а танцевала по недавно введённой французской писательницей Франсуазой Саган, автором «Здравствуй, грусть!», моде – босиком. После обеда она выспалась, чтобы не клевать носом до поздней ночи. Дядя и тётя не возражали, потому что и сами танцевали вместе со своими друзьями-отдыхающими.
А вот Лалаге с Ирен было не до танцев: воспоминания о столь неудачно закончившемся танго отбили у Лалаги всякое желание, а Ирен родители категорически запретили даже думать об этом.
Но ни одну, ни другую это не волновало: на подобные легкомысленности у них не было времени. Время вообще утекало слишком стремительно. Оставалось всего три дня, чтобы довести роль Клары до совершенства.
Часть седьмая
Глава первая
Утром великого дня Лалага проснулась с первыми лучами солнца. Она поднялась и выглянула в окно сквозь ставни. Улица была пустынна, лишь олеандры молча отбрасывали длинные тени.
– Забирайся обратно в постель, поспи ещё немного, – фыркнула Тильда, накрываясь простыней, – иначе к вечеру будешь смертельно усталой. Как, впрочем, и я, хотя я тут вообще ни при чём.
Лалага неохотно вернулась в постель, заскрипевшую под её тяжестью. Комната, тонувшая в тёмно-зелёном сумраке, в пробивавшемся сквозь щели в ставнях свете казалась ещё более похожей на морское дно. Нужно полежать хотя бы до половины восьмого. Лалага снова закрыла глаза и мысленно начала прогонять роль Клары. Интересно, Ирен тоже уже проснулась?
Время тянулось бесконечно. А потом вдруг оказалось, что уже без четверти девять и другая половина кровати пуста.