Читать книгу «У царя Мидаса ослиные уши» онлайн.

На следующий день Лалага с Ирен отправились на кладбище, чтобы сообщить Анджелине и Пиладе, что помирились, и поблагодарить их. Печально было видеть, как заброшены могилы: они совсем заросли сорняками и диким укропом, причём не только «их» две, но и все остальные.

В августе так бывало всегда: с приездом отдыхающих островитяне бывали слишком заняты, чтобы заботиться о своих покойниках, а кладбищу вполне хватало одного месяца, самого жаркого и засушливого, чтобы принять совсем уж неухоженный вид.

Девочки выдрали сорняки, выбросили засохшие цветы, снова наполнили вазы водой и поставили туда свежие: георгины и фуксии (сорванные во дворе тайком от Аузилии), дикие фиалки и ромашки, собранные по дороге, под тамарисками в Змеиной бухте. Потом они жёсткой щёткой счистили с мрамора сухой мох и отполировали бронзовые таблички.

Наконец, довольные результатом, подруги уселись на могиле Пиладе и, взяв в свидетели обоих покойников, торжественно пообещали больше никогда не ссориться. Покончив с этим, Лалага вытащила из соломенной сумки пьесу и открыла её на первом акте.

– Слушай, – сказала она, начиная читать. Ирен сосредоточенно слушала.

После обеда Лалага собиралась зайти к Дзайасам, потому что Франческо хотел исправить кое-какие мелкие ошибки произношения, всплывшие на репетиции. Она попросила Ирен пойти с ней.

– Тогда ты сможешь помочь мне с подготовкой.

Конечно, Франческо с готовностью согласился. Теперь, после полноценных репетиций, Лалаге трудно было думать о нём как о Франческо, а не как об Альберто Лимонте. Странно, она же видела его во многих других ролях, да к тому же каждый день в нелепой одежде бедняги Чиччо. Может, эта связь возникла из-за того, что в «Праве на рождение» её персонаж и Альберто были родственниками?

Франческо отметил мелом на тротуаре пространство сцены и линии, вдоль которых Клара должна двигаться, не поворачиваясь спиной к публике и не перекрывая других находящихся на сцене актёров.

– Мне бы хотелось, чтобы ты хотя бы разок порепетировала в платье, которое наденешь на спектакль – в нём ведь все совсем не так, как в шортах или широкой юбке. Тебе придётся решить, куда деть руки, когда они не заняты.

Ирен очень внимательно слушала и делала карандашом заметки на полях пьесы.

– Какая у тебя прекрасная секретарша, – добродушно прищурилась синьора Дзайас. – Хотите пить, девочки? Как насчёт стакана воды?

– Нет, спасибо, – поспешно ответила Ирен.

Прежде чем пойти к Дзайасам, Лалага пересказала ей полученные от отца настоятельные рекомендации, касающиеся гигиены, микробов и опасности заражения.

– Главное – быть осторожными с частичками слюны, – объясняла она.

– Так вот почему в общественных местах всегда стоит знак «Запрещено сплёвывать на пол!» – догадалась Ирен. И вот, значит, почему мать не разрешала ей мыть плевательницы, а делала это сама, изведя не один литр отбеливателя.

Микроб, переносящий туберкулёз, называется «бацилла Коха», потому что его обнаружил профессор Кох – за это ему даже дали Нобелевскую премию. В школе Лалага видела фильм, где микробов при помощи микроскопа увеличивали в несколько тысяч раз. Учительница естествознания рассказывала, что их называют «бациллы», потому что они похожи на палочки. Собственно, на латыни bacus и означает палку, а illus – это уменьшительный суффикс. Корь, например, на латыни morbilli, объясняла она, и происходит от morbus + illus, то есть «маленькая болезнь» – и впрямь, болезнь эта не очень серьёзная.

А вот бацилла Коха, втолковывал детям доктор Пау, напротив, очень опасна, потому что поражает не только лёгкие, но и почки, селезёнку, даже кости. Она поглощает тело изнутри (в девятнадцатом веке говорили «болезнь его съедает»). Больной становится всё тоньше, всё слабее, и вскоре уже не в силах сопротивляться. Он может умереть не только потому, что у него всё лёгкие в дырах, отчего кровь течёт изо рта, словно рвота, и её приходится сплёвывать (а кровь эта очень заразна!), но даже и просто от переохлаждения. Вот почему в санаториях (так называют специальные больницы для лечения туберкулёза) пациенты должны много есть, чтобы стать сильнее: чем худее человек, тем меньше он защищён от болезни. (Доктор Пау не одобрял женщин, которые стараются похудеть ради элегантных форм. «Те, кто на это идут, ищут себе неприятностей», – говорил он.)

А вот мать Лалаги однажды прочитала чудесную книгу какого-то немецкого автора, в которой говорилось о санатории в горах (из-за чего и сама книга называлась «Волшебная гора»). Синьора Пау, когда приезжала в Лоссай, обсуждала её с тётей Ринуччей. Там был персонаж, больная туберкулёзом дама, который никогда не закрывала двери, – сестры Марини отзывались о ней с восторгом.

– Мне почти захотелось отправиться на пару месяцев в санаторий, – мечтательно сказала однажды синьора Пау.

– Да ты совсем с ума сошла! – ответил на это её муж.

Глава двенадцатая

Все вокруг уже поняли, что Лалага с Ирен снова подруги не разлей вода, и радовались за них – не считая, разумеется, Ливии Лопес, но та радовалась только чужому горю. Ну, и никто не мог сказать, что думала Тильда.

А Тильда просто скучала, считая дни до конца каникул. С двоюродными братьями и сёстрами, особенно с Лалагой, она вела себя по-доброму, и хотя всё ещё поддразнивала кузинину страсть к театру, но тоже беззлобно. Охотно переложив на Ирен задачу помощи Лалаге в репетициях, она иногда ходила с ними к Дзайасам и слушала уроки Франческо.

Франческо между тем выглядел усталым. Казалось, энергия и энтузиазм первых дней навсегда его покинули.

– Ты уже готова, Птичка, – рассеянно говорил он Лалаге. – Тебе больше нечему учиться.

Но она настаивала на том, чтобы продолжать:

– Боюсь, если я брошу репетиции, то сразу всё забуду.

А он лишь смеялся: