Читать книгу «У царя Мидаса ослиные уши» онлайн.
Глава десятая
Из летнего дневника Лалаги Пау
23 августа, семь часов вечера
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ
УРА! Дорогой дневник, приветствую тебя и прощаюсь. Сегодня я пишу на твоих страницах в последний раз: мне это больше не нужно. У меня теперь есть некто, точнее, НЕКТА из плоти и крови, которая меня слушает и понимает. После почти целого месяца вражды, доставившей мне столько страданий, Я ПОМИРИЛАСЬ С ИРЕН, и вместе мы приняли одно решение. Оно странное, даже слегка сумасшедшее. Но больше я ничего не буду писать, потому что о нём никто не должен знать. Теперь у меня есть тайна, которая мне нравится. Тайна моя и Ирен. И Тильда на сей раз не имеет с ней ничего общего. Более того, она не должна ни о чём догадаться. Какое облегчение!
Это случилось в театре, во время репетиции четвёртого акта. Должна признаться, что первый шаг сделала Ирен – я, наверное, никогда не решилась бы взять инициативу на себя. Но помогла судьба в лице синьора Дзайаса. А может (кто знает?), Пиладе и Анджелина, спустившись с небес, заставили нас это сделать. Ну правда, если умершие мамы могут приглядывать за своими детьми-сиротами и защищать их, то почему этого не могут сделать двое «усыновлённых» покойников вроде наших?
Репетиция только началась. На сцене заправляла кровати синьора Дзайас (Анна-Глория), а остальные стояли за кулисами, ожидая своего выхода. Места за кулисами не так много, так что стоять приходилось очень плотно, чтобы не упасть с грузовика.
Синьора Дередже (Лидия) сказала мне: «Давай, Клара, наш выход», – и взяла меня за руку. В этот момент я почувствовала, как кто-то из сирот за спиной слегка сжал другую мою руку и чей-то голос прошептал: «Удачи, Лалага». Я не поверила своим ушам: это была Ирен. Только я успела ответить ей смущённой улыбкой, как Лидия потащила меня на сцену, на ходу начиная свою реплику: «Доброе утро, Анна-Глория. Я так изменилась, что ты меня не узнаешь?» К счастью, Франческо часто прогонял со мной этот момент, иначе, тронутая жестом Ирен, я бы всё забыла.
Не знаю почему, но сам Франческо сегодня тоже выглядел как-то странно. Щеки у него пылали румянцем, хотя он ещё не гримировался, а руки вспотели. Он часто запинался, словно у него перехватывало дыхание, – должно быть, устал. Ещё и Джиджетто каждый вечер в комическом финале так сильно его пинает... А вчера даже вылил на голову ведро холодной воды.
Когда вошли сироты, я сразу поняла, что Ирен играет лучше всех. Роль без слов, но она с огромным состраданием на меня смотрит (не на меня-Лалагу, а на меня-Клару)! А ещё у неё совершенно естественно получается то, о чём всегда предупреждает Франческо: никогда не поворачиваться спиной к публике. Никогда, даже если говоришь с тем, кто стоит в глубине сцены.
А вот Ливия, напротив, элегантна, как танк. Да и потом, кто сможет всерьёз принять эту жирную тушу за умирающую от голода сироту?
В общем, приближалась последняя сцена, когда все счастливы, а сироты начинают скакать на кроватях. (Пикка и Тома, кстати, были молодцами. Они безропотно повиновались синьоре Дередже, и нам, старшим, ни разу не пришлось вмешиваться и успокаивать их.) «Клара, иди сюда, – приказал режиссёр, синьор Дзайас. – Вставай рядом с этой девочкой и начинайте прыгать. А теперь давайте, обнимитесь!» И что же это за девочка? Ирен! Из семнадцати сирот режиссёр, ничего не зная о нашей истории, выбрал именно её. Как говорится, это судьба.
Поначалу я боялась реакции Ирен и обнимала по-актёрски: показывая движение, но не прижимаясь. А вот она сразу обхватила меня за шею, прижалась щекой (очень горячей), приблизилась губами к моему уху (которое уже просто горело от смущения) и прошептала: «Давай помиримся, Лала. Я так больше не могу». «Я тоже», – ответила я.
С Ирен много слов не нужно. Когда всё закончилось и мы выстроились на краю сцены, чтобы поклониться публике (как на настоящем спектакле, потому что на репетицию публику не пускают), мы с ней стояли рядом, держась за руки.
Потом вместе вышли из театра, взяли папину лодку (поскольку не хотели, чтобы нам помешали) и уплыли на ней подальше – только мы двое посреди тихого, спокойного моря.
О чём мы только не говорили! За всю жизнь мы ни разу не прерывали общение почти на целый месяц – даже зимой, когда я жила в Лоссае, переписывались дважды в неделю.
Она не спрашивала меня о том проклятом письме, которое я не дала ей прочитать, поэтому у меня не было нужды врать. Но ей очень хотелось знать, сохну ли я по-прежнему по капитану. Как же мы хохотали, когда я переспросила: «Кому? Какому капитану?» Удивительно: я уже почти ничего не помню об этой истории, столько всего произошло с тех пор.
Ещё Ирен считает, что театр с его спектаклями, актёрами и пьесами, над которыми, между прочим, работаем и мы, изменил весь наш привычный распорядок.
Я спросила, не жалко ли ей было отдавать главную детскую роль. «Представь себе, я всё равно не смогла бы её сыграть, – отвечала она. – Отец не хотел, чтобы я участвовала даже в массовке, и сдался только потому, что его лично попросил об этом одолжении дон Джулио, заверив, что в пьесе нет ничего аморального». Я очень рада, что она не завидует.
Тут-то мне и пришла в голову та мысль, и я сразу же поделилась ею с Ирен. Она сказала, что это сумасшествие и что она мне ни за что не позволит.
«Но мы же можем попробовать. Что в этом плохого?» – настаивала я, но Ирен всё равно побаивалась. Это я с раннего детства считала, что взрослых нужно просто ставить перед свершившимся фактом, а её воспитали в покорности и послушании. В общем, как бы то ни было, решение принято, и мы провели весь вечер за подготовкой. Времени у нас не так много, придётся поработать.
Так что не сердись, дорогой дневник, но теперь я спрячу тебя в тайник, где Тильда хранила письма от Джорджо, и больше писать не буду.
Меня забавляет мысль, что матушка Эфизия в сентябре попросит тебя прочитать, а мне придётся отказать. Ведь ты, бедняжка, был мне нужен только для того, чтобы поделиться с тобой всеми хитросплетениями лжи.
А если Тильда вдруг тебя найдёт, она всё равно не поймёт, что должно случиться. Пусть знает, что бывает, когда с тобой не делятся секретами! Ведь мы-то с Ирен обе хотели, чтобы она стала нашей третьей подругой, а не яблоком раздора.
Тьфу, Тильда! Если ты это читаешь, тебе должно быть стыдно! Немедленно верни дневник на место!
Твоя кузина Лалага
она же
Клара Морейра
Глава одиннадцатая