Лалага не знала, что сказать своему кавалеру, и смущённо опустила глаза. К счастью, капитан лишь ласково потрепал её по щеке, бросил: «Ну, пока», – и, не дожидаясь ответа, вошёл в бар вслед за остальными. А кузины, смеясь, двинулись вниз по ведущей в порт лестнице между двумя рядами пыльных олеандров.
– Как зовут твоего кавалера? – спросила Лалага.
– Ну... Он мне не сказал. Думаешь, меня это заботит? – устало ответила Тильда.
Но потом она слегка оживилась и во всех подробностях рассказала, что в этот день Джорджо смог побыть с ней в форте всего несколько минут, потому что Джакомо, ожидавший его в лодке, хотел вместе с Пьетро попасть на танкер.
– Он знает матроса, который проведёт их на борт, черт бы его побрал! – злилась Тильда. – Чёрт бы побрал весь этот танкер вместе с экипажем! Да-да, и не смотри на меня так. И этих трёх танцоров тоже! Ещё скажи, что тебе есть дело до таких стариков!
Глава четвертая
Через полчаса, когда офицеры уже ушли, кузины вернулись в бар, но не нашли Ирен ни на террасе, ни внутри. Пьерджорджо скучал за стойкой, решая кроссворд.
– Сестра здесь? – спросила Лалага.
– Нет.
– А куда пошла?
– Не знаю, – должно быть, у Пьерджорджо выдался плохой день, потому что обычно он отвечал куда более дружелюбно.
– Она мне ничего не передавала? – настаивала Лалага.
– Нет.
– А когда она вернётся?
– Я уже сказал: не знаю. Слушай, Лалага, у меня нет времени на всяких соплячек. Отвали.
Лалага опешила: брат её подруги никогда не говорил с ней в таком тоне. Конечно, он на семь лет старше, но всегда держался вежливо и добродушно.
– Ладно, пойдём, – сказала Тильда, хотя не была уверена, что «соплячки» относится и к ней. Вот что бывает, когда меняешь круг общения.
Они вернулись домой. На крыльце восседали близнецы в компании Зиры и Форики – они полдничали. Саверио рисовал мелом на тротуаре максимально подробную карту велогонки «Джиро д'Италия», на которой собирался играть с Джиджи и Андреа – велосипедистами им служили крышки от пивных бутылок. Входная дверь была приоткрыта из-за большого шланга, из которого наполняли бак на кухне. На улице две собаки, Гром и Молния, жадно пили воду, тоненькими струйками сочившуюся сквозь прорехи. За поднятыми ставнями в спальне причёсывалась перед зеркалом синьора Пау.
Услышав свою дочь и племянницу, она выглянула в окно.
– Сегодня сядем ужинать раньше, в четверть девятого, – сообщила она. – Потрудитесь явиться вовремя.
– Почему? – поинтересовалась Лалага.
– К половине десятого мы идём танцевать на танкер. Капитан недавно заходил в амбулаторию и пригласил твоего отца.
Лалага почувствовала, что сердце сейчас выскочит из груди.
На какое-то мгновение она подумала, что капитан Контериос хочет взять её в жены. Ведь так это бывает в кино: в разгар праздника он прямо с капитанского мостика торжественно объявит об их помолвке. Но тотчас же обозвала себя полной дурищей: она вспомнила, что экипаж танкера приглашал отдыхающих и сливки общества Портосальво на большой бал каждое лето.
Сама она бала никогда не видела, потому что была ещё слишком маленькой, но вместе с братьями, сестрой и прислугой часто стояла на причале, любуясь огромным судном, полностью залитым светом среди ночной темноты, и слушая приглушенный расстоянием оркестр.
Тильды, однако, ничуть не сомневалась, что приглашение касается и их двоих.
– Что мне надеть? – спросила она деловито. – Нужно что-то поэлегантнее?
Тётя на секунду задумалась.
– Почему бы и нет? На этот раз вы тоже можете пойти, – кивнула она, больше своим мыслям, чем отвечая на вопрос: так племянница меньше будет сожалеть о ротонде в Плайямаре. Что касается Лалаги, в городе ей ни за что не разрешили бы пойти на бал. Но сейчас они у моря, на отдыхе. Даже Анна Лопес берет с собой дочерей, в том числе и младшую.
Тильда потащила Лалагу в спальню, закрыла дверь и прошептала заговорщическим тоном: