Зачем он об этом спросил, он и сам не знал — и что будет делать с ответом, тоже. Мишти выразительно хмыкнула, поднимаясь на ноги — в этот раз без шипения и стонов, видимо, «засунутое» сработало как надо.
— Лежите тихо. Мы поможем вам отмыться. Нельзя вас отпускать на улицу в крови и слизи.
При слове «слизь» сармат вспомнил о странных ощущениях в выделительной трубке и подозрительно принюхался — аммиаком вроде не пахло, видимо, дело было не в системе выделения. «Что бы там ни было, оно вытекло в самку,» — Гедимин досадливо поморщился, глядя на Мишти. «Хорошо, что я бесплоден. Только второго Харольда нам и не хватало…»
— Что-то ты его не моешь, — недовольно сказала Лиззи, остановив руку с мягкой губкой на груди сармата. — Что ты там высматриваешь? Увечье — оно и есть увечье.
Гедимин смущённо сощурился — обычно он забывал о сетке рубцов в промежности, но иногда приходилось вспомнить. Мишти качнула головой.
— Я хочу ещё кое-что сделать, Лиз. Если он разрешит.
Она склонилась над сарматом, заглядывая ему в глаза. Он настороженно сощурился и покосился на свои соски. «Не. Ещё немного — и кожа лопнет.»
— Я хочу вырезать на вашем теле свои инициалы, — сказала Мишти. — Свои и Джой. Она попросила… если вы не против, конечно. Вот здесь, где не видно.
Она ткнула пальцем в небольшой участок относительно гладкой кожи на лобке. Лиззи еле слышно пробормотала что-то про психов. Сармат вяло шевельнул плечом — он опасался, что «механизм» от прикосновения снова запустится, но он, видимо, выработал свой ресурс и отключился надолго.
— Режь, — равнодушно сказал он, глядя в потолок. «Тут тоже растения. Не обращал внимания. Это вроде как лес. И мы тут, как дикие мартышки. Кажется, это должно возбуждать. Или нет. Не помню.»
— Вот так, — сказала Мишти, вытирая скальпель. — Как тебе, Лиз?
Сармат приподнялся на локте. Вырезанные знаки только-только начали сочиться кровью, и сейчас их было легко разглядеть, — две наползающие друг на друга буквы в незамкнутом круге. Боли не было — так, слегка щипало и ныло.
— Хватит уже, — сказала Лиззи, протирая порезы мокрым тампоном. Запахло антисептиком.
— Больше вас не побеспокоят, — прошептала Мишти, мимоходом касаясь губами шрама на щеке сармата. — Надеюсь, вам не было очень уж плохо. Я буду вспоминать вас на Земле.
…Мэрикрис, посмотрев на Гедимина, вздохнула и молча подвинула к нему наполненную чашку.
— Эксперименты, эксперименты… Я вздохну с облегчением, когда и одна, и вторая найдут себе дело на Земле. Тут ещё остались желающие поставить опыт. Но я закрываю лабораторию. Не бойтесь, больше вас не потревожат.
Гедимин, покосившись на неё исподлобья, осторожно сел на высокий табурет и взял чашку. Сидеть было не так больно, как в прошлый раз, но грудь ныла гораздо сильнее. Сармат украдкой оттянул комбинезон и поморщился. Как и следовало ожидать, сильнее всего болела та железа, в которую он сам загнал твёрдый стержень. «И ведь куртку не снимешь…»
Мэрикрис положила на стол небольшой закрытый пакетик.
— Вот это поможет. Тут клейкая кромка. Прижмите к коже — и будет держаться. Крупнее у меня не было. Немного прикроет от трения о ткань.
Сармат удивлённо мигнул. «У них тут всё предусмотрено…» — думал он, разглядывая две жёсткие полусферы с клейкими кромками — что-то вроде защитных наклеек на соски. «Опасное дело — спаривание.»
— Так легче, — признал он, повозившись немного с наклеиванием — на сморщенной коже ореол дрянной клей никак не хотел держаться. — А зачем было брать с собой инструменты?
Он вспомнил о них только теперь, когда отпустило, — и озадаченность сразу сменилась раздражением. «Люнер,» — он досадливо сощурился. «Вот что он там делал. Он пришёл за моей перчаткой. Tza hasu!»
— Я пошёл, — мрачно сказал он, вставая с табурета. Мэрикрис сдержанно улыбнулась.
— Он обещал вернуть, — донеслось из-за стола. — Всё лежит там же, в конце коридора. Лиз, отдай ему наручники!
«Вернуть,» — сармат поморщился. «Чем я тут занимаюсь, пока «макака» ломает мои инструменты?!»
Наручники он надел, но скреплять не стал — так и пошёл в подвальный лабиринт, позвякивая гирляндами браслетов. Было немного времени, чтобы потренироваться не щуриться от боли и не выдавать её происхождение, — Гедимин подозревал, что Макнайт не будет рад его развлечениям. К концу пути надрезы на лобке перестали ныть, но сильно зачесались. Под пальцами они ещё ощущались — тонкие припухшие полосы на коже, и сармат очень надеялся, что до воскресенья они исчезнут. «Что-то похожее со мной хотел делать Кумала,» — вспомнилось ему, и он поморщился. «Тогда я послал его на Седну. А теперь… Sa hasu! Вот поживёшь среди «макак»…»
Перчатка лежала у той же стены, где сармат её оставил, и почти на том же расстоянии от двери, — видимо, никто не рассчитывал, что Гедимин обнаружит её отсутствие. Он подобрал механизм и долго крутил его, проверяя инструмент за инструментом и вытирая о комбинезон невидимую грязь. От этого занятия его отвлёк только шум открывающейся двери и лязг разболтанной обшивки экзоскелета.
— Только отпустили? — сочувственно хмыкнул Макнайт, посмотрев на сармата. — Ладно, пошли, в ангаре тряпкой протрёшь.
Он отобрал перчатку и снова сковал Гедимину руки, заведя их за спину. Тот прислушивался к своим ощущениям — не отреагирует ли «механизм» на схожую ситуацию? — но всё было спокойно. «По крайней мере, сам по себе он не запускается,» — с облегчением подумал сармат. «Я ещё не совсем «макака». Может, доживу без мутаций до освобождения.»
22 марта 23 года. Луна, кратер Пири, город Кларк