- Уф! - выдыхаю я. Кстати, здесь как-то зябко в одной рубашке. Хорошо, что она ниже колен, а то бедного Икси удар бы хватил. От счастья.
- Я приготовил одежду, - сообщает Иксион и передает мне аккуратный сверток.
- Стоп, - говорю, - подожди, мне сначала нужно отсюда выбраться.
Пытаюсь переползти через бортик гроба, но, видимо, несколько переоцениваю свои силы. Интересно, а сколько я здесь пролежал? Может, я уже начал разлагаться, и это просто не видно?
Иксион подхватывает меня подмышки, приподнимает над гробом и аккуратно ставит на землю. Вот здесь уже краснею я. Уши горят, щеки, наверное, в темноте светятся так, что факела не нужно.
- Отвернись, пожалуйста, - бормочу я, опустив голову, и начинаю быстро-быстро натягивать на себя приготовленные кентавром брюки, менять рубашку. Так, сверху темный камзол, плащ - тоже не светлый, высокие, почти до колен сапоги. Что-то не припомню я в своем гардеробе такую одежду, а размер подходит. Наверное, заранее подготовились.
- А есть что перекусить? - внезапно вырывается у меня. Тут же задумываюсь - вроде, мертвецам чувство голода не свойственно. В смысле, желания поесть нормальной пищи. Вот пить кровь и рвать зубами чужую плоть мне сейчас совершенно неинтересно. Если, конечно, эта плоть не представляет собой кусочек среднепрожаренного мяса. Ни в коем случае не отрезанного от кого-то из разумных!
- Есть! - радостно восклицает кентавр, роется где-то там, с другой стороны моего гробика и извлекает (уж даже и думать не хочу, откуда) корзинку с провизией. А там и хлеб (немного уже черствый), и зелень (слегка увядшая) и птичка жареная, вроде уточка. И бутылочка вина.
- Икси! - кричу я, собираюсь было добавить какую-нибудь глупость вроде "я тебя почти люблю", но вовремя затыкаюсь.
- Герцог, - говорю, - благодарю Вас и приглашаю присоединиться к трапезе. Заодно я очень хотел бы услышать от Вас последние новости, а также объяснение того, почему меня подняли из могилы.
Кентавр прижимает ладонь к груди и кланяется.
- Давай быстрее, - бросаю я, - без церемоний. Кушать очень хочется.
- Хм, значит, я, все же, не зомби, - проговариваю спустя примерно полчаса, тщетно пытаясь достать волокна мяса, застрявшие между зубами.
- Да как ты мог такое подумать! - возмущается кентавр.
Пожимаю плечами. Сижу я, кстати, на постаменте собственного гроба. Благо, будто специально для желающих отдохнуть, площадь постамента гораздо шире места моего предполагаемого упокоения.
- Слушай! - вдруг спохватываюсь я, - а почему таблички с моим именем нет?
- Насколько я знаю, с надписью не смогли определиться.
- С какой надписью?
- Ну... Вальдор, он какой...
Гляжу на кентавра с подозрением.
- Надеюсь, двоеженец не входило в перечень наименований?
Кентавр фыркает.
- Нет, выбирали между добрым и великодушным.
- Странные вы... существа! Могли бы написать: Вальдор добрый и великодушный! В чем проблема?
- Слишком длинно, - поясняет кентавр, как мне кажется, с легкой ехидцей в голосе. Смотрю на него внимательно. Нет, показалось.
Итак, что мы имеем? Бравый парень Мерлин (поймаю - бороду повыдергиваю, если она у него уже выросла), добившись от практически бессознательного меня согласия на мое захоронение, довел до истерики мою беременную дочь и вынудил Кардагола признаться, что тот не в состоянии кого-либо оживить. Во дворце расположилась делегация эльфов во главе с незабвенным, чтоб его, Наливаем. Помимо этого, в моем Зулкибаре бунт. Другой информации у Иксиона нет, поскольку он, как пес, охранял мой покой в склепе и терпеливо дожидался моего пробуждения.
- Аннет как?
Кентавр пожимает плечами.
- Все еще сидит в своей комнате.
- Эльфы?