— Нам надо идти на кладбище.
Яна высоко подняла брови:
— Это на тебя так мой коньяк подействовал?
— Да я не шучу! Надо спешить, и немедленно!
— Сейчас?
— Послушай, наше дело пахнет керосином! Нам надо обязательно еще раз осмотреть то захоронение, которое мы якобы разорили. И именно сейчас, иначе потом будет поздно, понимаешь? Ты давай, собирайся, а я вызову такси. — Головко направился к балкону.
— Стой! Иван Демидович, ты сбрендил? Во-первых, выходить ты будешь через дверь, во-вторых, у меня есть шанс тебя образумить?
— Нет, — отрезал Иван Демидович, меняя направление к двери.
— Понятно. Выключаю разум и отправляюсь с тобой. Вместе влипли в эту историю, вместе и выпутываться будем. Подожди немного, сейчас переоденусь.
Глава шестая
— Я не понимаю, Яна, тебе что, всё равно? Нам с тобой статью шьют ни за что. А ведь мы с тобой никакого вандализма не чинили. А что эти родственнички делали на могиле ночью? Не самое удачное время для посещения усопшего, да и не родительская суббота. А потом еще и разгромили свою же могилу. Для чего? — спросил Иван Демидович у Яны, когда они уже вышли из такси и в темноте, спотыкаясь, побрели в сторону кладбища.
Иван Демидович предусмотрительно прихватил с собой коньяк и периодически прикладывался к бутылке.
— Я не знаю, зачем они это сделали, — ответила Яна. — А ты уверен, что к разорению погребения именно родственники руку приложили?
— А кто еще? Нас же сразу в кутузку закатали, а кто еще мог создать ту инсталляцию, которую нам потом на фото показали? — удивился Иван Демидович.
— Ну хорошо. А зачем они это сделали?
— Так вот я это и хочу понять. Дело в могиле, значит. Вот сейчас и проверим.
— Иван Демидович, а как мы найдем эту могилу впотьмах? — Яна в очередной раз споткнулась и ухватила Головко за рукав. — В прошлый раз мы же спонтанно там устроились. Столик, скамейка… Так таких могил много.
— Ты не знаешь, Яна, всех моих талантов, — глотнул коньяк Иван Демидович. — Я ориентируюсь на местности, как чемпион по ориентированию.
— Ага, жалко, что не взяли в сборную страны, — согласилась Цветкова. — Мне мама рассказывала, какие ты чудеса мог творить, как говорится, не приходя в сознание. — Яна мгновенно преобразилась и, копируя голос и мимику матери, произнесла: — Я совершенно не понимаю, как он это делает? Спектакль начинается через пять минут, я нахожу Ивана мертвецки пьяным. Просто в дрова. Он даже сфокусировать взгляд на мне не может. Я в панике, зал полон, спектакль будет сорван, что делать? И вот уже занавес пошёл! Вуаля! Наш Ваня молодым дроздом вылетает на сцену, чётко выдаёт весь свой текст, ходит по сцене ровно, в оркестровую яму не стремится. И к зрителям, кричащим «браво!» в конце спектакля, хочется присоединиться самой, потому что я не понимаю: как ему это удаётся?
Иван Демидович засмеялся.
— Похоже. Вылитая Валентина. Я всегда говорил, что ты талантливое существо.
— Ты говорил: «Вся в мать».
— Ну да… Я, голубка моя, на сцене словно рыба в воде. Профессионализм, как говорится, не пропьёшь. На сцене я любил и умирал, — с патетикой произнёс Иван Демидович. — Выхожу на сцену на автопилоте.
— Так это автопилот тебя подвёл? Почему от спектаклей отстранили? — удивилась Яна.
— Такая история получилась… Я неудачно ущипнул за пятую точку одну истеричную даму, и вовремя не успел перевести всё это дело в шутку, — пояснил Иван Демидович.
— Значит, пострадал во имя женской красоты.
— Что-то вроде того.
— Могу замолвить за тебя словечко.
— Ты серьёзно? Никогда бы сам не попросил. Режиссёр придрался, этот питерский сопляк. Я же без сцены — ноль. Наум Тихонович Кульбак.
— Наум? Так это же мой одноклассник! Конечно, поговорю с ним! — воскликнула Яна.