Так и она — подделка, не приносящая радости.
Особенно, если с настоящим сравнивать…
Но сравнивать сейчас чревато, потому что я в плавках.
— Хорошо… — она смиряется, стреляет кокетливым взглядом в брата, наклоняется, изгибаясь кошечкой, чтоб поцеловать меня, и шепчет на ухо томным, заводящим голосом, — может… Ну их, километры… Я тебе сегодня такой заплыв устрою…
Заводящий голос не заводит.
— Нет, я сегодня спать. А ты — домой.
Голос у меня такой, что спорить никто не решается. И моя любовница, у которой, судя по моему настрою и мыслям, скоро появится статус «бывшая», тоже не спорит.
Вздыхает, покачивая бедрами, топает в сторону бассейна без дорожек.
— Что, прошла любовь? — ржет Тимка, как всегда, верно срисовывающий мое настроение.
— Рот закрой, — не до конца срисовывает, раз смеется.
О, теперь до конца. Потому что ржать перестал. Еще бы свалил от греха, было бы замечательно.
Но младшие браться даны нам в наказание и для тренировки своих родительских навыков. То есть, прибить его нельзя, хотя и ужасно порой хочется.
— А та рыженькая ничего так, — тянет он задумчиво, прихлебывая воду из стакана.
Я задерживаю дыхание, лихорадочно соображая, каким образом умудрился так серьезно пропалиться.
Хотя… Чего тут гадать? В лифте сегодня чуть было на кнопку остановки не нажал… Дурак великовозрастный. Седина, блядь, в бороду…
Но, вот серьезно, видел перед собой ее тонкую шейку, забранные на затылке рыжие волосы, напряженную спину. И запах такой… Как в прошлый раз, возле ее дома. Озерной свежести и зелени.
И еле держал себя в руках.
Причем, буквально!
Кулаки сжал!
И пару раз словил себя в самый последний момент, уже, практически, наклонившись и протянув к ней лапы.
Серьезный мужик под сраку лет.
Основатель, руководитель, хер знает, кто еще, бляха муха!
И первый раз со мной такое, что в руках себя держать не получилось.
Верней, я думал, что получилось, но, судя по поведению Майи, вылетевшей из лифта, словно пробка из бутылки под напором воздуха, а теперь и по выражению на нахальной роже Тимки…
Ничего у меня не получилось с выдержкой.
Позор позорный.
Но лицо держать нужно, даже если уже все уронил. А потому демонстративно тяжело смотрю на Тимку, заглядываю в его стакан:
— Точно вода?
— Не делай вид, что не понял меня, — опять радостно ржет Тимка, довольный, что удалось меня подловить, — та рыжулька в лифте сегодня. Вместе с блондинкой, которая ко мне клинья подбивала. Ты ее слюнями же закапал!
— Не помню такого. И не понимаю, о чем ты вообще.