Как мы с русалкой тут хорошо отожгли… Совсем недавно? Да? Или давно уже это все было… Кажется, вечность…
Я ее гладил прямо тут, на ковре, у камина. И отблески огня на нежной коже красиво играли. Я их путь языком отслеживал…
Сглатываю слюну, вспоминая ее вкус…
Виски ломит болью потери. Идиот, надо же…
— Идиот… — ничему не научившийся мелкий говнюк продолжает, как ни в чем не бывало, высказываться, — ну ладно… А она после этого с тобой хоть разговаривала?
Молчу, щурюсь на огонь.
— Понятно… Бабки вернула?
— Да. Сняла с карты и занесла в бухгалтерию под роспись.
— Гордая, значит… Нафига ты вообще?..
— Затупил, — нехотя отрываюсь от огня, смотрю на темный коньяк в бокале, — понимаешь… Я на ней одежду… И до этого… Ну и подумал, что надо компенсировать…
— Да, — задумчиво подтверждает Тимурка, — затупил ты знатно. Даже я так не туплю.
— Да уж ты помолчал бы, герой-любовник, — скептически кошусь на него, — как там боевая мышь поживает? Натянул ее на свой… глобус?
И после этого резко ухожу от удара, потому что мелкий не задерживается с ответочкой.
Коньяк летит на пол, блокирую придурка, беру на удушающий на ковре. Держу, чтоб немного пришел в себя.
Он, конечно, неплох, но против меня и массой и умением — щенок.
— Ладно, — хрипит Тимурка, — ладно… Пусти…
Пускаю.
С огорчением смотрю на разлившийся не только из стакана, но и из опрокинутой в процессе борьбы бутылки коньяк, иду к дверям, распахиваю настежь.
Выхожу на улицу, на дощатый настил веранды, прямо, как есть, босиком, в домашних брюках и футболке.
На улице уже ноябрь, прохладно, но мне кажется, что даже кожа пропахла спиртным. Два дня я тут сижу, отдых себе устраиваю…
Учитывая проведенный в делах и разъездах месяц, нормально отвлекаюсь.
Раз уж по-другому не светит.
Тимурка, потирая шею, выходит следом, бухается в подвесное кресло. Оно издает жалобный скрип вверху, где крепление.
Надо проверить, непорядок… Оно должно быть рассчитано даже на мой вес…
О чем я думаю? О чем я опять, вашу мать, думаю?
— Слушай… ну, ладно, она — немая… Но ты-то, вроде, с языком… — начинает рассудительно Тимурка, — вон, как с партнерами нехило пообщался недавно… Почему нельзя поговорить?
— Пробовал, — неохотно отвечаю я.
Ну вот не любитель рассказывать про такие вещи, вообще, не любитель болтать, но здесь, похоже, до критической точки дошел.
Надо все, что внутри у меня, хоть как-то сформулировать, хоть как-то в голове уложить… А кому еще рассказать, как не Тимурке? У него, тем более, у самого трабблы, на мою грубость среагировал вполне однозначно. Придавила, значит, боевая мышка его, и нехило так…
— На следующий день сразу, как узнал, что она деньги вернула. И к врачу сходила.