Однако Система ограничилась скупым:
[Вы поймёте.]
Шан Цинхуа только и оставалось, что молча причитать: «Нет, ничегошеньки этот старик не понимает!»
В это мгновение открытая тележка с надрывным треском встала как вкопанная — колесо явно зацепилось за что-то, лежавшее на земле.
Восседающие на повозке старшие собратья Шан Цинхуа при этом разом подскочили, и, поскольку их без того снедала злость, тотчас накинулись на младшего адепта:
— Идиот, даже повозкой нормально править не в состоянии! Ступай разберись, в чём дело!
Не лучше них понимая, что же случилось, Шан Цинхуа соскочил с повозки, чтобы посмотреть — но, едва бросив взгляд под колёса, едва не окочурился со страху.
Они не двигались, потому что лужа, в которую повозка только что въехала, мигом замёрзла, сковав колёса.
В воздухе заметно похолодало: теперь его можно было счесть попросту ледяным — но на сердце Шан Цинхуа было ещё морознее. Сотрясаясь от неконтролируемой дрожи, адепт поднял взгляд.
К ним шествовала высокая фигура в чёрном плаще, подобная бестелесной тени — и всё же в её горделивой осанке ощущалась хрупкость юности.
Система не замедлила вмешаться, в кои-то веки расщедрившись на пояснение:
[Текущий уровень гнева вашего противника: 1000 пунктов.]
[Цель миссии: выжить.]
[Конец подсказки. Желаем удачи!]
На сём Система отключилась, оставив Шан Цинхуа в полной растерянности.
У Верховного Божества Сян Тянь Да Фэйцзи была одна дурная привычка — обрубать сюжетные линии.
Прежде чем, так сказать, воплотить их в жизнь, он, посеяв их семена на плодотворной почве романа, смотрел, куда дует ветер читательского мнения — и на основе этого производил отбор тех, что стоит развивать.
Так было и с тем самым Шэнь Цинцю, которого десятки тысяч раз заклеймили за то, что он попросту ведёт себя как мудак без каких бы то ни было на то оснований — на деле же он был одной из первейших жертв немилосердной «сюжетной кастрации».
Ну, не считая папаши [11] Бин-гэ — он-то вообще не удостоился выхода на сцену.
А всё ради того, чтобы потрафить подписчикам, в особенности новым: по крайней мере, это гарантировало, что, нырнув в эти глубокие воды, они не утопятся в них с тоски.
Само собой, неизбежными последствиями подобного подхода стали бесчисленные «невыстрелившие ружья», сюжетные нестыковки и зияющие повсюду сюжетные дыры, из-за которых мало-мальски искушённые читатели обрушивали на голову писателя нескончаемые ливни проклятий.
Сказав, что самому Сян Тянь Да Фэйцзи всё было нипочём, вы тоже погрешили бы против истины: само собой, ему подобная низкопробная писанина в сумасшедшем темпе также была не по душе — в особенности когда она выливалась в массовое побивание бесчисленных опереточных злодеев с интеллектом ниже плинтуса. Ему ведь тоже хотелось создать многогранного злодея, пушечное мясо, достойное сочувствия, чтобы доказать, что он кое-что понимает в человеческой природе и не чужд настоящей литературе.
Но разумеется, читатели на такое не купились бы, а ему нужно было как-то зарабатывать на жизнь.
А что значат литературные идеалы и человеческая природа в сравнении с рейтингом и заработком?
Однако, возвращаясь к вставшей перед ним проблеме — именно из-за этого неблаговидного обычая многие сюжетные моменты затерялись, так сказать, придушенные ещё до рождения. К примеру…
Каким образом Мобэй-цзюнь завербовал [12] Шан Цинхуа?
Само собой, в оригинальном романе об этом не было ни слова — ведь над ним безраздельно властвовал Бин-гэ, творя месть и насилие, подчиняя своему влиянию целый мир; кому какое дело до какого-то там сволочного шпиона, который обречён на роль пушечного мяса?
Однако в этом мире все непрописанные части должны были как-то заполняться — и при этом изначально всеведущий Фэйцзи терял всякое представление о происходящем. Иными словами, обычно имея недюжинное преимущество, тут он, напротив, отставал на несколько шагов от всех прочих!
Его злобный безымянный шисюн отважно извлёк меч (который, принадлежа адепту Аньдин, надо думать, не видал белого света лет восемьсот) и, замахнувшись им, выкрикнул во весь голос, задействуя срединную ци [13]:
— Что за тварь отважилась встать на нашем пути?