Мастер Якоб, служащий здесь сторожем, тоже просился в музейную экспозицию, причем в раздел, посвященный тяжелой жизни шахтеров позапрошлого века. Держался он, впрочем, не по-пролетарски, глядел строго и все время порывался командовать.
— Шляпу, стало быть, господа, снимите. Фуражки тоже, это наверху ты шуцман, а здесь только гость. Вам еще обратно, к солнышку, возвращаться… Ну, вот, стало быть, Она…
Белая ниша, вырубленная в белой стене и такая же белая фигура в плаще до пят. Лица не разглядеть, пальцы сцеплены на груди, возле босых ног высохший венок из цветов.
— Дева Мария Горная, покровительница, стало быть, всех, кто в шахте работает. Времена сейчас, понятно, пестрые, только все одно очень советую, господа, молитву сотворить. Оно и в обычае здешнем, и вообще не помешает.
Умолк и сам сотворил крест. Бывший унтер-офицер молиться не стал, но невольно задумался. К клети, ведущей в черную бездну, некоторых пришлось подгонять прикладами. Страшно! Спускаться тоже невесело, все время вспоминались средневековые рисунки, на которых грешники низвергались в Пасть Адову. Но внизу взорам открылся самый настоящий подземный дворец, белый, без единого изъяна, совершенный в своей чистоте. Дышалось легко, сердце билось ровно, страх растаял без следа. Соляная шахта, ныне санаторий и музей, таких немало в Германии. Но почему тут база СС? С кем они собрались воевать под землей? С гномами?
— Амен! — мастер Якоб резко выдохнул и вновь нахлобучил шапку на голову. — А теперь, господа, на правах не только здешнего сторожа, но и экскурсовода, обязан доложить, что Девой Марией эту фигуру сочли по ошибке, пусть и простительной. Там портрет на стене, видите?
Доктор Иоганн Фест всмотрелся. Годы не пощадили краски, разглядеть можно только смутный контур. Некто очень немолодой в пышном парике с орденами на груди.
— Граф, стало быть, Леопольд Вальзаг фон Вальзаген. При нем Зильберферай и закрыли, чтобы тут санаторий учредить. А статую из соли изваял итальянский скульптор Леонардо Тьеполло. Это матушка его сиятельства, Регина-Каролина, очень, говорят, набожная дама. Народ, однако, иначе рассудил, потому как видом она вполне даже подходит. Молиться стали. Отчего бы и нет, если от чистого сердца?
Кто-то нервно хихикнул, мастер взглянул строго.
— Нечего! Вон, пишут разные профессора, что иногда даже статуям богинь языческих, Венерам и Дианам молитвы возносили. Как это будет по-ихнему, по-ученому? Vox populi — vox Dei![630]
На этот раз никто возразить не рискнул.
Белый цвет исчез, вместо соли камень. Как пояснил, мастер, ненадолго, всего лишь выступ подземной скалы. Неярко светили лампочки под потолком, слева и справа стали попадаться двери, самые обычные, запертые. Но вот возле одной обозначился знакомый грузный силуэт.
— Быстрее, быстрее, господа! Там дальше вас разместят, объяснят правила и выдадут продукты. Поторопитесь, наверху ждут ваши товарищи!
Толстяк-штандартенфюр явно не накомандовался. На него даже не посмотрели. Дальше стало темнее, несколько лампочек не горели, и все невольно ускорили шаг. Бывший унтер-офицер представил, что отключили свет…
Не надо!
И тут его взяли его под локоть.
— А вас, доктор Фест, я попросил бы остаться!
Пусть и темно, однако не ошибешься.
Олендорф!
Комнатка не только без окон, но и без двери. Две старые железные койки, на них — матрацы, лампочка под потолком, витой желтый провод на стене. Даже для тюремной камеры бедновато.
— Поживете здесь, со мной, — бригадефюрер кивнул на одну из коек. — Мне спокойнее, да и вам тоже. Остальных разместят в бывшей процедурной, там вообще ничего нет, только матрацы. Санаторий разорился в Великую депрессию, после чего вывезли все, кроме старого хлама. Но жить можно, умывальник и все прочее по коридору через дверь, вода подается насосом, электричество от генератора. На складе полно консервов, их уже мы завезли. А главное — полнейшая безопасность!
Доктор Фест вспомнил провал на месте офицерской школы.
— Бригадефюрер! Откройте тайну, кому Гиммлер так насолил? После Берлина я грешил на рейхсминистра авиации, но в Бад-Тёльце… Он что, с Плутоном Персефону не поделил?
Олендорф поморщился.
— Не о том думаете, доктор! Я уже говорил, самое время что-то менять в вашей жизни. И, знаете, для этого вовсе не требуется надевать черную форму.
Иоганн Фест мысленно дорисовал соседу по комнате рожки и копытца. Вполне, вполне! Теперь хвост и свиной пятачок…
Спаси нас, Дева Мария Горная!
7
Соль перечитала еще раз, потерла лоб. С одной стороны, правда, отец никакими секретами с ней не делился. Иначе что это за секреты? С другой — нет, кое-что она знает, достаточно вспомнить беседу с генералом Удетом. Но об этом суду почему-то знать не надо.
Даже не дочитала, не хватило сил. Как подло выходит! «Подлинность слов» — значит, рыцарь Александр солгал, «якобы переданных» — лжет она сама. Подтвердить? Чем? Перед Беловым могли разыграть спектакль, ради такого и пропуск в хранилище «Фокус» подбросили. Только зачем это Мюллеру? Поссорить уцелевших? Надо было у него самого спросить, не догадалась.
[630] Неужели требуется перевод?