— Это, молодой человек, врачебная тайна. Что, совсем паранойя замучила?
Кулак в очередной раз зачесался, но я отверг искушение. Доктор все-таки!
— Сидите, пейте кофе, наслаждайтесь жизнью. Ах, кофе! На Клеменции каждый влюбленный юноша мечтает побывать со своей девушкой в кафе, где подают не подделку, а настоящий, из зерен. Очень дорого, очень! Смеяться будете, но когда начала работать миссия на Земле, кое-кто попытался наладить контрабандные поставки. Рыцари — контрабандисты! Нонсенс!..
На кофе настоял сам колобок, причем на этот раз пили мы его не на кухне, по-виллански, а в большой комнате за столом. Профессор ради такого случая надел пиджак вкупе с новой «бабочкой». Он определенно блаженствовал.
— Почему-то я думал, мсье Корд, что вы воспользуетесь отсутствием вашей прекрасной подруги, чтобы истязать меня шпионскими вопросами.
Я только рукой махнул.
— В Штатах! И вопросы вам стану задавать не я, а умники, причем каждый с тремя университетами за плечами.
Колобок гордо надул щеки.
— И Клеменцией вашей буду заниматься не я, а другой парень при очень хорошем жаловании. У меня, мсье Бенар, свои инопланетяне. Вот только хочу спросить.
Отставил чашку в сторону, наклонился вперед.
— Почему вы своих пациентов гробили? Вы же врач! У вас на Клеменции что, Гиппократа запретили вместе с картами? Или у вас там нельзя, а у нас можно? Опыты на обезьянах?
Жак Бенар поджал губы.
— Вы сердитесь, мсье Корд, значит, вы не правы. Скажите, в Соединенных Штатах Америки испытывают химическое оружие на людях?
Я открыл рот и глотнул воздуха, постаравшись не подавиться.
— Можете не отвечать, и так знаю. Государственная необходимость! Но газы нужны для убийства миллионов людей, а я ищу способ продлить жизнь человека и сделать его счастливым. Жертв много, но заметьте, все добровольцы. Смертельно больная старуха желает вернуться в молодость пусть и всего на несколько часов. Почему бы и нет?
— Все равно это убийство! — не сдавался я. — Вы, точно дьявол, искушаете слабых и беспомощных.
Профессор поморщился.
— А эвтаназия, разрешенная в некоторых ваших странах, многим гуманнее? Вас не это беспокоит, мсье Корд, но в душу лезть не стану.
Я отвернулся и принялся изучать зеленые кроны за окном. Час сорок пять. Фогель обещала, что ни с кем встречаться не станет, звонить своим людям будет из телефона-автомата, а фотоаппарат купит в каком-нибудь людном магазине. Чем плох квартирный телефон, я спрашивать не стал ввиду полной ясности. На улице к аппарату не прилагаются чьи-то любопытные уши.
«Значит, ты меня уже не считаешь предателем».
Ей я не ответил прямо, но никакой тайны нет. Анна Фогель не предатель, просто работает не на США, а на свою страну. Я — всего лишь ситуационный союзник, и наш медовый месяц кончился.
— Она скоро вернется, — негромко проговорил профессор. — Загоните подальше вашу паранойю. Лучше подумайте, что вы будете делать на объекте. Фотографировать? А вы хоть представляете, что именно?
— Сначала надо убедиться, что ваш объект вообще существует, — отрезал я, думая совсем о другом. — А что именно, вы мне и подскажете. За отдельную плату.
И, уже не скрываясь, поглядел на циферблат своих наручных.
Анна Фогель вернулась через десять минут.
— За руль сяду я, — заявил профессор, когда мы погрузили вещи в багажник. — Не беспокойтесь, к барону Леритье де Шезелю вас не отвезу, в последнюю нашу встречу он обещал лично расчленить меня на мелкие фрагменты мясницким топором. Не эстетично, знаете ли.
Мы с Фогель переглянулись.
— А водить вы умеете? — осторожно поинтересовалась она.
Колобок фыркнул.
— Я, между прочим, космический челнок пилотировал, правда, всего один раз. Командиру стало плохо, я его подменил. Поехали, молодые люди. Время!