Небо чуть потемнело, синева теперь казалась густой, осязаемой. Стих уже привычный гул двигателей, воздушный корабль словно застыл на месте. Антек догадывался, что это не так, просто теперь они доверились ветру и скользили над бездной, словно над морской глубиной. Черный самолет не отставал, а затем откуда-то снизу вынырнул еще один силуэт с острыми крыльями.
Привыкаешь ко всему, даже к близкой гибели. Люди возле иллюминатора молчали. Одного, попытавшегося кричать, тут же скрутили и бросили рядом с диваном, еще у одного вырвали из рук пистолет.
— Значит, он такой, Трафальгар, — негромко проговорил Антек.
Теперь они сидели на полу возле самого стекла. Пример подала Мара, бывший гимназист, решив не отставать, пристроился рядом.
Плечом к плечу, щека к щеке.
— Пока еще разговаривают, — предположила девушка. — Шеф считает, что таких аппаратов на Земле всего несколько единиц, ими не захотят рисковать. Значит, скорее всего, предлагают капитулировать. Ценный трофей! Но по законам Клеменции эти, из Тауреда, мятежники и предатели, сдаться таким — потерять честь. Они все рыцари, представляешь? И мужчины, и женщины.
Антек понимающе кивнул.
— А против них — подмастерья. Зря говорят, что понятие классовой борьбы устарело.
Мара взглянула удивленно.
— А кто говорит?
— Понимаешь, — бывший гимназист потер лоб. — Сейчас вот сижу и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь — напоследок, чтобы не так обидно пропадать было. А в голову лезет невесть что. В условиях борьбы за национальную государственность нужно перешагнуть классовые различия и сплотиться в интегральную нацию.
Девушка погладила его по плечу.
— Бедняга! Какой чушью тебя пичкали, горе-террорист! А я, знаешь, совершенно спокойна. Главное сделала, а возвращаться домой мне и так не хотелось. Отправят в госпиталь, обвешают приборами и начнут вкачивать всякую химию. А я буду умирать. Лучше уж здесь, посреди неба. Тебя, малыш, конечно, жаль, но ты ведь не собирался жить вечно.
Он посмотрел в синюю бездну. Смерть по-прежнему там, никуда не исчезла. На Последнем поле Она совсем другая.
— А если эти, рыцари сдаться решат? Они всегда так делают, выкуп заплатят — и все. Феодализм в чистом виде.
Девушка пожала плечами.
— Может, и заплатят, отдадут корабль и секретные объекты, такие, как наш «Плутон». Они рыцари, а мы с тобой — вилланы и сквайры, к тому же свидетели их позора. Значит, допрос — и последующее уничтожение. Кстати, рассказывай все, ты присяги не давал.
— Я еще вспомнил, — криво усмехнулся он. — Тактика поведения на допросе. Если взяли с поличным, с оружием или взрывчаткой, правильнее всего молчать. Убьют, но быстро. А если заговоришь.
— Бедный, бедный маленький Антек, — вздохнула Мара. — Что они с тобой сделали?
Внезапно корабль задрожал. Вновь заработали двигатели, корпус тряхнуло, наклонился пол. Антек схватил девушку за плечи, пытаясь удержать. Черная тень приблизилась, рядом с ней появилась вторая.
— Не отпускай, — выдохнула Мара. — Так. Так хорошо.
Белые молнии рассекли синеву. Одна, другая, третья. Корабль закрутило, потянуло вниз. Еще одна молния ударила совсем близко. Погас свет, остро запахло горелой проводкой. Кто-то закричал, сорвался с места, упал, покатился по полу.
— Не отпускай, — вновь шевельнула губами девушка.
Собралась с силами, потемнела лицом.
— Второй раз, говорят, не страшно. А я, знаешь, и в первый раз не боялась.
Улыбнулась, прикрыла глаза.
Антек очнулся, застонал, попытался подняться. Он, кажется, жив. А остальные?
Последнее, что запомнилось — белый огонь, плеснувший в иллюминатор. И сразу же стало нечем дышать. Он успел обнять покрепче Мару, а потом навалилась тьма. Он, кажется, вновь увидел Последнее поле, но его там не ждали.
Синяя бездна исчезла без следа. За разбитым иллюминатором — утреннее небо, перистые облака, а внизу, до самого горизонта, море, безграничный простор, почти как в его сне. Корабль не падал — скользил, один из двигателей еще работал, и пилоты, вероятно, живы. Антек прикинул, могут ли они сесть на воду. Почему бы и нет? Что ни говори, инопланетная техника.
Мара лежала на полу, живая, но без сознания. А дальше — только трупы. Молния обуглила тела и расплавила металл. Стены и потолок почернели, свежий ветер не мог до конца развеять тяжелый дух сгоревшей плоти.