— А вот я бы тебя съел со всеми твоими кудряшками, — сказал Уленшпигель.
— Язык без костей! — вмешалась дама. — Неужели ты настолько жаден?
— Нет, — отвечал Уленшпигель, — одной такой, как вы, я бы удовольствовался.
— Прежде всего, — предложила дама, — выпей кружку bruinbier’a, скушай кусочек ветчинки, положи себе баранинки, отрежь кусок пирога да пожуй салату.
Уленшпигель сложил руки на груди.
— Ветчина — хорошая вещь, — сказал он, — bruinbier — божественный напиток; баранина — одно объеденье; когда режешь пирог — язык дрожит от восторга; сочный салат — это царская жвачка. Но блажен тот, кому вы подадите на ужин ваши прелести.
— Что он болтает! — воскликнула дама. — Сначала поешь, балаболка!
— А не прочитать ли нам прежде Benedicite?[44] — спросил Уленшпигель.
— Нет, — отвечала она.
— Мне есть хочется! — захныкал Ламме.
— Сейчас поешь, — сказала прекрасная дама, — у тебя одна еда на уме!
— Но только свежая, как моя жена, — добавил Ламме.
При слове «жена» кухарка насупилась. Как бы то ни было, Уленшпигель и Ламме наелись до отвала и здорово клюкнули. Вдобавок хозяйка ночью дала Уленшпигелю поужинать. И так продолжалось несколько дней кряду.
Ослики получали двойную порцию овса, а Ламме — двойную порцию всех блюд. Целую неделю не вылезал он из кухни, но резвился только с кушаньями, а не со стряпухой, ибо все его мысли были заняты женой.
Девицу это злило, и она не раз уже намекала, что тем, дескать, кто помышляет только о своем брюхе, негоже бременить землю.
А Уленшпигель с хозяйкой жили дружно. Однажды она ему сказала:
— Ты дурно воспитан, Тиль. Кто ты таков?
— Меня прижила Удача со Счастливым случаем, — отвечал Уленшпигель.
— Однако ты не из скромных, — заметила дама.
— Боюсь, как бы меня другие не стали хвалить, — сказал Уленшпигель.
— Хочешь стать на защиту гонимых братьев?
— Пепел Клааса бьется о мою грудь, — отвечал Уленшпигель.
— Молодчина! — сказала хозяйка. — А кто это Клаас?
— Это мой отец — его сожгли на костре за веру, — отвечал Уленшпигель.
— Граф Мегем не таков, — сказала хозяйка. — Он хочет залить кровью мою любимую родину — я ведь родилась в славном городе Антверпене. Да будет тебе известно, что он сговорился с брабантским советником Схейфом послать в Антверпен десять отрядов пехоты.
— Надо немедленно дать знать об этом антверпенцам, — решил Уленшпигель. — Вихрем помчусь!
И он полетел в Антверпен. На другой же день все горожане были под ружьем.
Уленшпигель и Ламме поставили своих ослов на одну из ферм Симона Симонсена, а сами принуждены были скрыться от графа Мегема, который собирался изловить их и повесить, ибо ему донесли, что два еретика ели его хлеб и пили его вино.
Мучимый ревностью, он стал выговаривать прелестной своей супруге, а та скрежетала зубами от ярости, плакала и семнадцать раз падала в обморок. Кухарка тоже лишалась чувств, но не так часто, и клялась, что не быть ей в раю и не спасти ей свою душу, если она и ее госпожа позволили себе что-нибудь лишнее, что они, мол, только отдали остатки обеда двум голодным богомольцам, которые проезжали мимо на заморенных ослах и заглянули в кухонное окно.
По сему случаю было пролито море слез. При виде такого наводнения граф Мегем не мог не поверить жене и служанке.
[44] Благословите (лат.) — католическая молитва, которую читают перед едой.