Читать книгу «Легенда об Уленшпигеле» онлайн.
Потом Уленшпигель и Неле вернулись к Сооткин и застали несчастную супругу в слезах.
— Муж! Бедный мой муж! — все повторяла она.
Неле и Уленшпигель пробыли с ней до утра.
На другой день мощные удары borgstorm’а созвали судей к Vierschare.
Усевшись на четырех скамьях вокруг древа правосудия, они снова задали Клаасу вопрос, не намерен ли он отказаться от своих заблуждений.
Клаас воздел руки к небу.
— Господь Иисус Христос видит меня с небесной вышины, — сказал он. — Христос показал мне свой свет в то самое мгновение, когда родился сын мой Уленшпигель. Где-то он теперь странствует? Сооткин, кроткая моя подруга, не падай духом!
Затем он обратил взор на липу и в гневе воскликнул:
— Полдник и сушь! Лучше бы вы погубили все деревья в отчем краю — только бы не видеть, как под их сенью выносят смертный приговор свободе совести. Где ты, мой сын Уленшпигель? Я был с тобою суров. Господа судьи, сжальтесь надо мной, судите меня, как судил бы всемилостивый господь.
Все, кроме судей, утирали слезы, слушая Клааса.
Затем он спросил, не заслужил ли он прощения.
— Я трудился без устали, зарабатывал мало, — сказал он, — я был добр к беднякам и приветлив со всеми. Я покинул лоно римской церкви по наитию духа святого. Я прошу лишь об одной-единственной милости: заменить мне сожжение пожизненным изгнанием из Фландрии, — ведь это тоже тяжкое наказание.
Весь народ зашумел:
— Сжальтесь, господа судьи, помилуйте его!
Один лишь Иост Грейпстювер молчал.
Судья знаком призвал присутствующих к порядку и напомнил, что король именным указом воспрещает просить о помиловании еретиков; к этому он добавил, что если Клаас откажется от своих заблуждений, то сожжение будет ему заменено повешением.
А в народе говорили:
— Костер ли, веревка ли — все одно смерть.
И женщины плакали, а мужчины глухо роптали.
Но Клаас сказал:
— Я ни от чего отрекаться не стану. Поступайте с моим телом по своему милосердию.
Тут настоятель собора в Ренне Тительман воскликнул:
— Противно смотреть, как эта еретическая мразь задирается перед судьями! Сжечь тело еретика — это слишком легкое наказание. Надобно спасти его душу, надобно под пыткой заставить его отказаться от заблуждений, дабы народ не соблазнился, глядя, как умирают нераскаянные еретики.
При этих словах женщины зарыдали еще громче, а мужчины сказали:
— Раз человек признался, ему полагается наказание, а не пытки.
Суд решил, что коль скоро законами пытка в сем случае не предусмотрена, то и не должно применять ее к Клаасу. Когда же ему еще раз предложили отречься, он отвечал:
— Не могу.
На основании таких-то и таких-то королевских указов Клаас был признан виновным в симонии, поелику он продавал индульгенции, в ереси и в укрывательстве еретиков и вследствие того приговорен к сожжению перед зданием ратуши. В назидание всем прочим тело его в течение двух дней долженствовало быть выставлено у позорного столба, а затем предано земле там, где обыкновенно хоронили казненных.
Суд присудил доносчику Иосту Грейпстюверу, имя которого не было, однако, названо, пятьдесят флоринов с первой сотни и по десять с каждой следующей сотни той суммы, которая останется после смерти Клааса.
Выслушав приговор, Клаас обратился к старшине рыбников: