— А ведь ты дурак, — неожиданно изрек Ламме. — Знаешь почему?
— Нет, не знаю, — отвечал Уленшпигель.
— Ты носишь рыбу и птицу не в желудке, а в руках.
— Твоя правда, Ламме, — согласился Уленшпигель, — но, с тех пор как я сижу без хлеба, ортоланы и глядеть на меня не хотят.
— Ты их досыта наешься, Уленшпигель, — сказал Ламме. — Ты будешь мне прислуживать, если согласится моя стряпуха.
Дорогой Ламме показал Уленшпигелю славную, милую, прелестную девушку в шелковом платье — она семенила по рынку и, увидев Ламме, бросила на него нежный взгляд.
Сзади нее шел ее старый отец и нес две плетушки — одну с рыбой, другую с дичью.
— Вот на ком я женюсь, — сказал Ламме.
— Я ее знаю, — сказал Уленшпигель, — она — фламандка, родом из Зоттегема, живет на улице Винав д’Иль. Соседи уверяют, будто мать подметает за нее улицу перед домом, а отец гладит ее сорочки.
Но Ламме, пропустив его слова мимо ушей, с сияющим видом сказал:
— Она на меня посмотрела!
Они подошли к дому Ламме, у Пон-дез-Арш, и постучались. Им отворила кривая служанка. Это была старая ведьма, длинная и худая.
— Ла Санжин, — обратился к ней Ламме, — возьмешь этого молодца в помощники?
— Возьму на пробу, — отвечала та.
— Возьми, — сказал Ламме, — пусть он изведает всю прелесть твоей кухни.
Ла Санжин подала на стол три кровяных колбаски, кружку пива и краюху хлеба.
Уленшпигель ел за обе щеки, Ламме тоже угрызал колбаску.
— Ты знаешь, где у нас душа? — спросил он.
— Не знаю, Ламме, — отвечал Уленшпигель.
— В желудке, — молвил Ламме. — Она постоянно опустошает его и обновляет в нашем теле жизненную силу. А кто самые верные наши спутники? Вкусные, изысканные блюда и маасское вино.
— Да, — сказал Уленшпигель, — колбаски — приятное общество для одинокой души.
— Он еще хочет, — сказал Ламме. — Дай ему, Ла Санжин.
На сей раз Ла Санжин подала Уленшпигелю ливерной колбасы.
Пока Уленшпигель лопал ливерную колбасу, Ламме с глубокомысленным видом рассуждал:
— Когда я умру, мой желудок тоже умрет, а в чистилище меня заставят поститься, и буду я таскать с собой отвисшее, пустое брюхо.
— Кровяная мне больше понравилась, — заметил Уленшпигель.
— Ты уже шесть таких колбасок съел, хватит с тебя, — отрезала Ла Санжин.
— Ты у нас поживешь в свое удовольствие, — сказал Ламме, — есть будешь то же, что и я.
— Ловлю тебя на слове, — молвил Уленшпигель.
Видя, что он и впрямь питается не хуже хозяина, Уленшпигель был на верху блаженства. Уничтоженная им колбаса так его вдохновила, что в этот день он отчистил до зеркального блеска все котлы, сковороды и горшки.