Читать книгу «Легенда об Уленшпигеле» онлайн.
— Мой baes спрашивает, осмелитесь ли вы явиться к нему на судно и переведаться с ним кулаками и пинками. А мужчины и женщины будут свидетелями.
— Мы ничего не имеем против, — с достоинством отвечал Уленшпигель.
— Мы принимаем вызов, — необыкновенно гордо сказал Ламме.
Был полдень. Плотинщики, мостовщики, судостроители, их жены, принесшие мужьям еду, дети, пришедшие посмотреть, как отцы их будут подкрепляться бобами и вареным мясом, — все, сгрудившись на набережной, хохотали, хлопали в ладоши при мысли о предстоящем сражении и тешили себя надеждой, что кому-нибудь из воителей проломят башку, а кто-нибудь им на потеху шлепнется в воду.
— Сын мой, — тихо сказал Ламме, — он бросит нас в воду!
— Небось не бросит, — отвечал Уленшпигель.
— Толстяк струсил, — говорили мастеровые.
Ламме, все еще сидевший на осле, обернулся и сердито посмотрел на них, но они загоготали.
— Едем к нему, — объявил Ламме, — сейчас они увидят, какой я трус.
При этих словах гогот усилился.
— Едем к нему, — сказал Уленшпигель.
Сойдя со своих серых, они бросили поводья мальчугану, а тот ласково потрепал осликов и повел их к кустам репейника.
Уленшпигель взял в руки багор и, как скоро Ламме вошел в шлюпку, направил ее к барке, а приблизившись вплотную, вслед за вспотевшим, отдувавшимся Ламме влез по веревке на палубу.
На палубе Уленшпигель нагнулся, будто для того, чтобы завязать башмак, а сам в это время что-то прошептал судовщику, судовщик же усмехнулся и посмотрел на Ламме. Затем он с налету осыпал его бранью: обозвал негодяем, заплывшим жиром от сиденья по тюрьмам, papeter’ом[49], обжорой и спросил:
— Сколько бочек ворвани выйдет из тебя, рыба-кит, если тебе жилу открыть?
Тут Ламме, не говоря худого слова, ринулся на него, как разъяренный бык, повалил на пол и давай молотить, однако судовщик сильной боли не испытывал, оттого что мускулы у Ламме были дряблые. Судовщик сопротивлялся только для вида, Уленшпигель же приговаривал:
— Выставишь ты нам, мошенник, вина!
Прохожие и мастеровые, следившие с берега за ходом сражения, говорили:
— Кто бы мог подумать, что этот толстяк такой горячий?
Все рукоплескали Ламме, и это его еще пуще раззадоривало. А судовщик только прикрывал лицо. Вдруг у всех на глазах Ламме уперся Пиру Силачу коленом в грудь и, одной рукой схватив его за горло, другою замахнулся.
— Проси пощады, — в бешенстве крикнул он, — а не то я тобой вышибу дно твоего корыта!
Судовщик захрипел в знак того, что не может говорить, и попросил пощады движением руки.
Тогда Ламме великодушно поднял противника, а тот, ставши на ноги, повернулся спиной к зрителям и показал Уленшпигелю язык, Уленшпигель же покатывался со смеху, глядя, как Ламме, гордо встряхивая пером на шляпе, величественно расхаживает по палубе.
А мужчины, женщины, мальчишки и девчонки, столпившиеся на берегу, изо всех сил хлопали в ладоши и кричали:
— Да здравствует победитель Пира Силача! Вот это здоровяк! Видели, как он его кулаками? Видели, как он ему головой в живот наподдал, а тот — бряк? Теперь будут пить мировую. Вон уж Пир Силач с вином и колбасой вылезает из трюма.
И точно: Пир Силач принес два стакана и большущую кружку белого маасского вина. И они с Ламме выпили мировую. И Ламме, в восторге от своей победы, от вина и от колбасы, обратился к Пиру Силачу и, показав на густой черный дым, валивший из судовой трубы, спросил, что за жаркое готовится в трюме.
— Там у меня боевая кухня, — усмехаясь, отвечал Пир Силач.
Мастеровые, женщины и ребятишки разошлись — кто на работу, кто по домам, и стоустая молва затрубила, что какой-то толстяк, приехавший на осле вместе с юным богомольцем тоже верхом на осле, оказался сильнее Самсона и что с ним-де лучше не связываться.
Ламме пил и свысока поглядывал на Пира.
Вдруг судовщик сказал:
[49] Мешок с кашей (флам.).