Максим Зорин
-КТО ЗДЕСЬ ЧЕМПИОНЫ? – Орал пьяный Мальцев, пытаясь удержаться равновесие на столе.
-ВОЛКИ! ВОЛКИ! ВОЛКИ! – Рычала команда вокруг капитана.
Им вторили те, кто пришел с нами повеселиться и отпраздновать победу. Преимущественно девушки.
-КТО ВСЕХ ПОРВЕТ? – Пенился Миха, вскидывая стакан вверх и проливая половину содержимого на футболку, даже не замечая этого.
-ВОЛКИ-И-И! – Орали люди, также поднимая вверх стаканы и бутылки с алкоголем разной степени крепости.
-А-У-У-У! – Завопил наш капитан, вскидывая голову и имитируя наше тотемное животное.
Через мгновение вся комната наполнилась волчьим воем, как будто стая реагировала на своего предводителя.
Я посмотрел на капитана с раздражением, уже ставшим частью меня. Говорил же, что он дурной, когда напьется. Но если раньше это выглядело забавно, сейчас во мне не было и йоты былого энтузиазма. В общем, вытаскивать его из реки или вместе воровать пальмы я бы не стал…
Хотя Мальцев, достигнув стадии опьянения «люблю весь мир», уже подкатывал ко мне с объятиями. Блондин пьяно хлопал меня по плечам, провозглашая на всю комнату, что команда обязана выпить «за здоровье своего чемпиона». Потом он долго распинался, объясняя мне что-то о том, что я дли их стаи – Бета, тогда как он, Мальцев, Альфа. И мы не должны делить территорию. Говорю же, он был в дрова.
-Не участвуешь в общем веселье? – Ко мне подсела миловидная блондиночка в коротком платье.
Не смотря на то, что на диване хватало места для половины нашей команды, она села вплотную. Голая нога прижалась к моему бедру. Я быстро оценил ее взглядом. Красивая, даже очень.
Я подмигнул блондинке, коснувшись своим стаканом её бутылки с пивом:
-Вот, уже участвую. Просто все ждал, когда ты ко мне подойдешь. А то я – парень скромный, первым не флиртую.
Она засмеялась, сделав глоток пива.
-Меня Юля зовут. – Представилась девушка. - А ты – Максим Зорин, нападающий «Стаи». Я давно за тобой слежу.
-Правда? – Вскинул я брови, отмечая, что она использует фанатское прозвище команды. - Так у меня есть свой личный сталкер? Лестно и пугающе. Скажи, мне понадобится судебный запрет, или не стоит опасаться за свою жизнь?
-Не стоит. – Убедила меня девушка, ее рука коснулась моего колена. – Но тебе вполне могут понадобиться наручники. Я плохая девочка.
Рука Юли двинулась по моей ноге вверх, недвусмысленно придвигаясь к паху. Я смотрел за ней с долей спокойного любопытства, понимая, что кроме внезапного отвращения ничего не испытываю. Будто жук ползет по штанине.
Я привык к девчонкам вокруг, как привыкаешь к комарам, входя в лес. Кружат, пищат, сосут. Ничего нового, что способно было бы меня зацепить. По крайней мере, так было раньше.
Я вновь искоса глянул на Юлю. В мире музыкантов есть термин - групи. Это поклонницы, сопровождающие кумиров на гастролях. Со временем он стал применять только к девушкам, которые целью своей жизни считают оказание кумирам сексуальных услуг. Эдакая проституция на добровольных основах.
Не знаю, насколько правильно применять его к футбольным командам, но лучшего слова для определения таких девушек я не подобрал. Они частенько таскались с нами на выездные матчи, оставаясь на вечеринки.
Слышал, что некоторые из них выбирали кумиров, а другие пытались собрать в своей постели всю коллекцию. Я не осуждал их. Кто-то фантики коллекционирует, кто-то мужиков.
Залпом допив терпкое содержимое стакана, я встал с дивана.
-Ты куда? – Удивилась девушка, глядя на меня снизу вверх.
-За наручниками. – Пообещал я, удаляясь на кухню, чтобы намешать еще порцию джина с тоником.
Там меня ждало разочарование. Кто-то опустошил мою бутылку джина, за которую я отвалил пять косарей. С сожалением я бросил опустевший стакан в раковину.
Выйдя с кухни, я обвел взглядом дебош вокруг. Ничего, чего я бы не видел раньше. Парни праздновали победу и они, пожалуй, заслужили это. Мы и правда пахали, как кони. С моим отцом иначе нельзя.
И теперь нам оставался лишь финальный рывок. Конечно, мы должны были вознаградить себя перед этим.
Обычно и я был рьяным участником этого праздника жизни. Но сегодня настроение не хотело ползти вверх, сколько бы джина я в себя не вливал. А теперь не осталось и этого смутного утешения.