Что тут скажешь? Цыпочки – это бесконечный поток загадок, куда я даже не хочу погружаться.
Я забил на нее и пошел играть с парнями в бильярд, заглушая ее скулеж болтовней про Национальную футбольную лигу. Через несколько минут к нам подскочила Тесс и увела Мелани (или Мелоди?), утешая ее из-за преждевременной кончины нашей любовной истории, которая бывает только раз в жизни.
В воскресенье Техас была на удивление молчаливой и грубоватой, если учесть, что в субботу мы, сидя на полу трейлера, вывалили всю свою подноготную. Мне было слишком плохо с похмелья, чтобы выяснять, что опять на нее нашло. У нее всегда находилась причина меня ненавидеть. За всю смену мы обменялись максимум короткими пятью фразами, и меня это вполне устраивало. Ее игры в «тепло-холодно» стали уже порядком доставать.
Однако к понедельнику мое терпение к вселенной иссякло, и появилось дикое желание пристукнуть кого-нибудь в поле зрения.
Мало того, что Ист проснулся утром и узнал, что семнадцать не отвеченных писем от моей матери застряли на дне нашей мусорки («Что с тобой, чувак? Ответь матери!»), так еще и остальные, похоже, пробухали все выходные и заявились в колледж с перепоя. Попойка в общаге длилась все воскресенье и понедельник, и половина студентов пришли на занятия в тогах и сандалиях.
Они напоминали греческих богов, которые сошли из реалити-шоу «Пляж» и набрали лишние килограммы после отпуска на Олимпе с включенным шведским столом. Но все это чушь собачья. Если не обвести Грецию на карте пятью разными маркерами, то половина этих придурков даже не найдут страну. Я направился на первую лекцию, стараясь никого не прибить по дороге.
Плохие впечатления от выходных еще отражались на моем настроении.
Я лениво прошелся мимо Рейна, его друзей из братства, Тесс, шизанутой блондинки из Оклахомы – Плаксы Мелани, как прозвал ее после субботы Рейн, – и других девчонок. Все они, с красными глазами, сбились в кучу и сплетничали в коридоре. Я уже собирался завернуть за угол на лекцию Аддамса, как услышал за спиной вопль Рейна.
– Йоу, Греночка! Ты с небес свалилась? Потому что у тебя лицо угроблено.
По всему коридору разнесся раскатистый смех.
Я резко остановился и сжал руки в кулак.
– Просто шучу. Выглядишь горячо, малышка!
Еще одна волна смеха. Техас не отвечала. Я с трудом сдержался, чтобы не обернуться и не посмотреть на ее лицо.
Не срывайся. Ей не нужна твоя жалость.
– Ой, да брось, Горелая. Я же не просто так к тебе подлизываюсь. Секс со мной так тебя воспламенит.
И снова смешки.
Вспышки камер на телефонах.
Сдавленные смешки, шепот, телефоны кругом.
Что-то во мне не выдержало.
Извини, Техас, иначе нельзя.
Я развернулся и бросился к Рейну. Он еще был одет в свою дурацкую тогу, а на голове застряло какое-то обосранное гнездо, которое, наверное, означало венок. Тупая улыбка слетела с его лица, как башня дженга, когда он понял, что я иду ему навалять. Я даже не стал смотреть, где Техас. Тут ли она вообще. Я схватил Рейна за плечо и вмазал его в стену, сжав в кулаке тогу. Ткань распахнулась и свалилась кучей на пол, оставив лишь на груди полоску белой ткани. Рейн стоял посреди коридора в одних боксерах. Я схватил его за горло и приподнял, отрывая от пола. Челюсти у меня были так крепко сжаты, что казалось, зубы сейчас друг за дружкой посыпятся изо рта.
– Господи, мужик! – его вопль прозвучал сдавленно из-за того, что ладонью я сжал ему трахею. Он поднял руки и побелевшими костяшками попытался отодрать мои пальцы от своей шеи.
– Этшутк, – захлебываясь слюнями, прохрипел Рейн.
Я оскалился, издав дикий рык. Мне хотелось напугать его до смерти. Дать ему знать, что когда он в очередной раз докопается до Техас, то очутится в мире страданий и боли.
– Поработай над текстом, хохмач.
– Да ей вообще наплевать! – У него чуть глаза из орбит не выкатились, когда я еще сильнее сжал ему горло. Я чувствовал, как трещат нежные косточки его шеи.
– Ну, зато мне нет, – тихо произнес я.
Я мог бы его убить. Я знал это. Мне давно известно о своей способности убивать людей. Рейн далеко не первый человек, который окажется из-за меня в мешке для транспортировки.
Но это тайна, которой я не спешил делиться с миром.
Я встал к нему лицом к лицу.