Несколько собак рвали друг у друга, как мне показалось издали, тряпку. При ближайшем рассмотрении дыхание перехватило от возмущения и я гаркнул что было мочи, собаки поджали хвосты и бросили, а я поднял с Земли за краешек чистой — Да, шкурку! — морского котика. От удивления у меня вытянулось лицо, Я повернулся к попутчику:
— Александр Андреевич, что это!?
— Это? — Баранов бросил равнодушный взгляд на шкурку: да выброс наверное.
— Что это за выброс такой?
— Ну, сам видел какой у нас воздух сырой. На складах меха потихонечку подгнивают. Вот мы перебираем и отбраковываем, чтобы все остальные не испортились, не пошли гнить от этих, выбрасываем. — Он носком сапога поворошил изгвазданные лохмотья.
— Вот это да… И много в выброс уходит?
Баранов пожевал губами, пожал плечами:
— До трети в иные года. В этот раз где-то четверть вышло. Я сказал Ефимке паразиту, чтобы сжег, а то собаки разносят, будет вонять — и так хватает вони, а он, вишь ты, паразит… — высказал Баранов свою «головную боль» на эту тему.
— А сушить не пробовали? — полюбопытствовал Я.
— Да где сушить-то? Жить негде!
— Ну, вот через недельку наверное, мужики пилораму наладят, вот первые доски и пустим на сушилку. Мне тут Григорий Иванович, который много на службе у Амурского губернатора повидал, любопытный способ подсказал: Как китайцы каны делают. Вот сделаем длинное помещение, во всю длину кан и развесим шкурки чтобы сушить.
— А что, стоящая затея, — Баранов взглянул на меня одобрительно.
Но далеко мы с ним уйти не успели, нас нагнали двое запыхавшихся мужиков явно заграничного вида.
— Мистер Ресанофф, Я хотеть делать Вам делофой предлошений. Бизнес, понимать?
— Прекрасно понимаю, — перешёл Я на родной для этого американца английский, который пришлось вдобавок к школьному французскому выучить на службе. И улыбнулся, Глядя на то, как пыжится изображать олигарха этот бостонец-янки. — Что Вы хотели предложить, Мистер Гровер. — Если американец и смутился, то виду не подал, осмотрел меня оценивающе:
— Мистер Резанов, я хотел купить ваш рубик. — чуть подался вперёд бостонец, принял вид, как-будто стойко легавой собаки на дичь.
«Ну-ну», — подумал я про себя, а вслух сказал:
— Хорошо. Одна тысяча долларов, мистер Гровер. Устроит Вас?
Когда я назвал цену, он словно расслабился, разочарованно, с укоризной, протянул:
— Да Вы шутите, мистер Резанов. Ведь это же простая деревяшка, с безразличием махнул он.
Ну что ж, в эти игры можно играть вдвоём: Я также как бы утратив к нему интерес, окинул рукой вокруг, сказал:
— Ну так чего Вы ко мне обращаетесь? Вон сколько деревяшек, берите бесплатно, — развернулся, делая вид, что собираюсь уйти.
— Постойте, мистер Резанов! — встрепенулся американец, — Так дела не делаются!
— А как они делаются? — повернулся я. — Вы подходите, говорите, что имеете ко мне деловое предложение, а сами торгуйтесь как еврей на базаре, отнимаете у меня время. Моё время дорого, Вы знаете.
Американец достал клетчатый платок и вытер вмиг вспотевший лоб:
— Да, понимаю. Наверное он и стоит столько, этот Ваш рубик, русский кубик. И я мог бы купить пару штук, не обременяя Вас своим визитом.
«Ну да, — подумал я про себя, — мне доносили, что уже пару рубиков сломанных двое расстроенных наших приносили, после того, как простодушно дали покрутить их матросом с американца. Всё ясно: пытались разобрать, разобрали, ничего не поняли, собрать разумеется не сумели и потихоньку вернули. А теперь значит решили купить. Ну что же, поглядим, что будет дальше».
— А что же Вы хотели, Мистер Гровер? — спросил я, глядя в глаза американцу.
Тот поёжился и произнёс:
— Видите ли, я хотел иметь честный бизнес. Покупать у Вас рубики по справедливой цене, чтобы можно было продавать в моей стране. Заключить с Вами договор на законных основаниях, чтобы выплачивать и Вам часть прибыли.