“Последний раз вместе”. Военные и военно-морские атташе европейских держав в Стамбуле в канун первой мировой войны.
Сидит второй слева генерал-майор М.Н. Леонтьев,
стоит крайний слева капитан 2-го ранга А.Н. Щеглов
Мост Кара Кёй
Площадь Сераскерата (военного министерства).
В глубине — “Высокие Врата”, или “Высокая Порта”
Лодочники-перевозчики на Босфоре
Лодочник и его пассажир на Босфоре
Но заднем плане — Кыз Кулеси, или Девичья Башня, которую часто посещал А Н. Щеглов
Кладбище в Стамбуле — одно из мест встреч А.Н. Щеглова с “конфидентами”
Щеглов видел, знал и понимал в жизни Турции то, что ускользало от внимания других европейцев. Он, как никто, умел связывать воедино мозаику мелких фактов. Например, до сих пор оставалось загадкой как для современников, так и для историков сегодня, почему вдруг собрался и в двадцать четыре часа покинул Турцию главный советник младотурок по военным вопросам германский генерал К. Лиман фон Сандерс, окруженный почетом и уважением, причем вполне заслуженно. Тайну его практически бегства прояснил Щеглов в своей очередной депеше на Дворцовую, б. Жена и дочь генерала неосмотрительно затеяли прогулку на азиатском берегу Босфора. Вдвоем, без сопровождения и охраны… Женщины были изнасилованы туземными солдатами. Эта депеша Щеглова оказалась столь высокого уровня засекречивания, что появилась на свет из хранилища только в 1992 г.
И не было ни военной, ни дипломатической тайны в смене германских советников в Стамбуле. Была глубокая личная драма. И такие сведения тоже ценны, тем более через 80 лет домыслов и догадок.
Не работой одной живет разведчик — это очевидная истина. Были свои “внеслужебные” увлечения и у Щеглова. Касались они литературных упражнений. Две повести, новелла, два-три неоконченных фрагмента — наследие А.Н. Щеглова из области беллетристики. И со» хранились они самым удивительным образом.
В июле — августе 1913 г. А.Н. Щеглов был в отпуске дома, в Петербурге. Обратно в Турцию он возвращался через Англию, где его ждала очаровательная 18-летняя Джесси, верная спутница жизни в последующие сорок лет. Дальние поездки, мытарства эмиграции, воспитание двоих детей — все это в будущем… Александр Николаевич скончался 9 января 1953 г.; его жена (она была моложе его ровно на двадцать лет) переживет его на три с половиной года и скончается в больнице Сен-Клу под Парижем 9 июня 1956 г. Похоронены они рядом. Но, повторяю, все это — в будущем. А пока, в августе 1913 г. они думали только о будущем счастье.
Щеглов отплыл в Англию 28 августа (ст. ст.). Все почти вещи, включая книги и рукописи неоконченных трудов (среди них были и те самые художественные труды), запаковал в чемодан и уложил в специальный ящик. По квитанции № 5032494 Морской Транспортной и Страховой Компании багаж был отправлен в Стамбул, на адрес русского посольства.
Можно представить себе изумление чинов дипломатической канцелярии Морского ведомства России в Петербурге, когда через три недели после этого, 19 сентября к ним пришел военно-морской атташе Турции в Петербурге Ремзи-бей и вручил сильно попорченный чемодан, объяснив — это от Щеглова, из Стамбула, но пришло на его, Ремзи-бея, имя из стамбульской таможни.
В присутствии Ремзи-бея чемодан вскрыли (ящик где-то пропал). Остальное можно дополнить из рапорта на имя посла М.Н. Гирса, написанного Щегловым, который вернулся в Стамбул 1(14) октября 1913 г. и обнаружил, что, пребывая в Англии, якобы он лично умудрился переслать свой багаж обратно в Петербург, да еще в атташат Турции.
“Никогда, — писал он, — не верил в чертовщину, но теперь займусь этим всерьез. Вещи мои и документы в полном порядке. За исключением того, что с парадного мундира спороты две боковые пуговицы, галун расплетен, но на место уложен, а из платья недостает пары брюк. Да еще пропала визитка, вложенная в прорезь чемодана, и кое-какие пустые бумажки…”
Позже на вопрос Гирса, какие же именно “бумажки” пропали, он пояснил кратко: “Так, кое-какие литературные опусы…”
Посол дал делу ход; подключилось руководство разведслужбы. Но никакого объяснения этому эпизоду так никто и не дал. Зато литературные опусы Щеглова… непостижимо перекочевали из турецкого атташата в Осведомительный отдел при российском разведывательном ведомстве.
Сам Щеглов этих бумаг больше не получил. Ему не довелось вернуться в Петербург — война, перевод в Румынию, затем Стокгольм, Париж… Да и не очень это значительно — его литературные странички. Если в служебных докладах и донесениях — упругий слог, масса острых психологических оценок, четкий, ясный и образный язык, то в повестях — совсем иное. Эти его труды — живое свидетельство того, что ни Свифта, ни Флеминга, ни Ле Карре из Щеглова не получилось.
От лица торгового агента в Стамбуле рассказывается о красоте города, о прелести Золотого Рога и проливов. “По весне в Стамбуле невыносимо. Уехать куда-нибудь, только не на Босфор, где сыро, сухо, жарко, холодно, дождливо и пыльно, и все это в одно время…Дрезден, Париж — куда угодно… Но нет, Босфор мой, и я люблю его, — он всегда иной, и в этом его прелесть".
Герой повести — любитель "вкусно пожить, погулять по набережным, так чтобы вдоволь прополоскать свои глаза видом хорошеньких женщин, а то занять место у кассы роликовых коньков и увидеть ножку, а при случае круглое коленко…”
“…Этот Стамбул. В этой узкой интернациональной дипломатической коробке люди совершенно перемешаны, наподобие сладких, горьких, больших и маленьких конфект…"
Право же, литература ничего не потеряла от пропажи этих рукописей, а силы и средства, потраченные турками на их поиск, отнесем на издержки стамбульской службы, считавшей, что о Щеглове ей положено знать все. Впрочем, турецкие “коллеги” последнего слова еще не сказали.
Подлинной поэзией творчества можно назвать донесения Александра Николаевича. Как высокое искусство читаются его политические и статистические обзоры о Балканах и Ближнем Востоке. А какой дар предвидения!
Именно Щеглов вычислил рост и качественные параметры морских вооружений Турции в 1910–1914 гг. Именно он передал в Петербург ошеломляющее сообщение: еще в ноябре 1912 г. турки были готовы купить у Берлина славу и гордость германского флота — тяжелый крейсер “Гёбен”. При оценочной стоимости корабля в 50 миллионов марок Стамбул предлагал за него 75 миллионов! По своим боевым качествам “Гёбен” один перевесил бы силы Черноморского флота России!
Историкам известен только тот факт, что два года спустя Германия уступила Турции “Гёбен” и крейсер аналогичного типа “Бреслау” за символическую сумму. По данным же Щеглова, сделка вообще была фиктивной — Германия фактически навязала Турции корабли, чтобы заставить ее выступить против России. Выход этих крейсеров через Проливы в Черное море ознаменовал начало войны Турции осенью 1914 г. со странами Антанты. Точные данные о начале военных действий — 5.30 утра 29 октября 1914 г. (кстати, эти данные публикуются нами впервые) — были сообщены в Петербург Щегловым.
В последний предвоенный год, когда Турция уже не могла скрывать рост своих морских вооружений, Щеглов сумел подготовить почву для обращения Стамбула в Россию с заказом на строительство нескольких броненосцев для османского флота. Однако в Петербурге его донесение так долго ходило по кабинетам, изумляя своей небывалостью твердолобых российских чинуш, что от многочисленных пометок — “изучить”, “доложить”, “продумать” и даже “а с чего бы это?” — превратилось в продырявленный бюрократическими карандашами, сильно потертый листок. Он тоже лежит сегодня в архиве — памятник нашему бессмертному “как бы чего не вышло”.,
Тогда турки плюнули и быстро перекупили броненосцы у Аргентины и Бразилии. Россия потеряла и выгоднейший заказ, и доверие турок.